Я покачал головой:
— Мы не в детском саду, скажи прямо, что нужно.
Сказать, что Тома покраснела — ничего не сказать. И это несмотря
на тьму — почти полную, кроме мрачных отсветов костров в каждом из
лагерей. Новолуние.
— Или руки помыть надо было, — трудно выпихнули ее губы, —
особенно после дурацкой мази. Или переела с радости...
— Снова живот прихватило?
— Ага.
— Какие проблемы. Давай, отнесу.
— К ним я больше обращаться не хочу.
Еще бы.
— Куда идти? — спросил я, принимая Тому на руки.
— За те деревья между лагерями.
На моей шее сомкнулся мягкий живой обруч.
— Вы куда? — возник рядом рыкцарь, сменивший Епанчу. — А-а,
почву удобрить. Только недолго. Я отсюда прослежу.
За деревцем мои руки как в прошлый раз начали разворачивать Тому
к себе спиной.
— Стоп. — Ее губы сжались до крови, глаза зажмурились от
невыносимого стыда. — Ближе к кустику. Чтобы листики достать. И… —
Она набрала побольше воздуха. — К себе лицом. Потом мне понадобится
свобода рук.
— Тогда… — Теперь я залился пунцом. — Штаны придется снять
полностью.
Ноги-то будут меня обхватывать.
— Несомненно.
— Сможешь снять сама, на весу?
— Нет.
Я открыл рот, чтобы сказать, что…
Ничего не надо говорить. Теперь надо делать. Мужик я или
как?
Рот закрылся. Легкие провентилировались глубоким вздохом, руки
приступили к делу. «Глаза боятся, руки делают» — эта поговорка
появилась не просто так. Окончательно подготовив пылавшую щеками
Тому к процессу, я присел на широко расставленных ногах, а она,
обняв меня за лопатки, повела плечами, сбрасывая мой поддерживающий
захват:
— Удержусь сама. Закрой глаза, уши и нос.
Как это сделать, если рук всего две, она не сказала, ее лицо
конфузливо зарылось в мое плечо. Я задрал подбородок к небу.
Потом мы лежали, глядя в небеса параллельными прямыми вплоть до
соседних галактик. Нас больше ничего не могло смутить. И не было
теперь человека ближе. Что там вякнул Сент-Экзюпери? В ответе за
тех, кого приручили? Мелко плаваете, месье.
Если б мы только могли представить, что наше
заботливо-ответственное единение уже завтра поможет спастись от
столь страшной смерти, что даже кладбище нервно курит в
сторонке…
Мы не умели смотреть в будущее. Нам хорошо в настоящем. Так и
заснули, держась за руки и оставаясь душами где-то высоко, за
небесами, где живут вечно и все счастливы…