— Держись, — едва слышно вышептал в подставленное ушко.
Человеческую речь здесь не любят. Человек — враг и пища.
Человолк человолку друг. Будем соответствовать.
Томины руки через мои подмышки сомкнулись в замок под грудью. Я
высоко поднял зад, хорошо навьюченный вторым телом, и на карачках
двинулся вперед.
Никогда не думал, что в пятнадцать лет придется учиться ходить.
И бегать. Сначала хотя бы ходить быстро, поскольку остальная стая
успевала темными проходами унестись вперед, а затем частично
вернуться, чтобы проконтролировать нас. Как потом вернуться за
вещами, я уже не представлял. Ходы расширялись до огромных залов и
сужались, они вели вверх, вниз и в стороны, разветвлялись,
сходились, причудливо переплетались. Тома молча лежала на мне,
понимая, что лишнее слово или движение погубят обоих. О таком
чувстве, как стыд, мы просто забыли. С волками жить, по-волчьи
выть, как уже не раз говорилось. Мы тоже стали волками.
Уу-у-у!..
— Ррр! — указывали нам новые сородичи новое направление.
— Рр, — отвечал я и послушно менял курс.
Самым трудным оказалось вылезти во внезапно открывшийся лаз
вверх — во второй выход из пещерного лабиринта, о котором рыкцари,
возможно, даже не подозревали. Я справился. Испуганно вжавшаяся в
меня Тома не свалилась, хотя могла. Мы поскакали дальше по горе,
забираясь все выше.
Человолки передвигались по-обезьяньи, перебирающими прыжками.
Несоответствующие длины рук и ног заставляли смешно выпячивать зады
кверху, а колени в стороны, но смешно получалось только у новичков
типа вашего покорного слуги, остальные скакали вполне гармонично.
Если бы мама учила меня такому передвижению с пеленок, я дал бы
фору многим местным. Но меня обучали другому.
Несколько человолков несли большие куски мяса, печени и прочих
потрохов, вызывавшие у меня рвотные позывы. Недавно это мясо
собиралось расправиться со мной. Человолки держали груз в одной
руке, прижимая к груди, передвигаясь на оставшихся трех… ногах?
Скорее, лапах.
Поднявшись на ближайшую горизонтальную площадку на склоне горы,
у подножия которой находилась злополучная пещера, стая, наконец,
остановилась. Отсюда открывались шикарнейшие виды — можно было
полюбоваться, если б остались силы. Я только убедился, что внизу —
лес, а в лесу нет ничего, что выдало бы присутствие людей.