Лучше бы он этого не делал:
внутренности словно сжались все, собравшись сначала где-то под
сердцем, а затем подкатившись комом к горлу. Переносицу сдавило и
защипало, а глаза невольно наполнились слезами.
Сквозь обгоревшие клочки одежды
проглядывали серые бугрящиеся коросты, перемежающиеся то с
вспузырившейся, то с почерневшей и полопавшейся кожей. Обнажённое
местами мясо пугало своей синюшностью. А словно усохшая верхняя
губа, оголившая зубы, заставила парня отшатнуться и почувствовать,
как всё плывёт перед глазами, норовя опрокинуться набок.
— О-о! Да ты раскис, парень, — гоблин
залепил ему пару оплеух, но легче не стало. Захотелось срочно
выбраться на свежий воздух.
— Он точно живой? — еле выдавил Ярик
из себя, глядя на замершую статуей сестру.
Та молча кивнула, не отрывая взгляда
от Михо и от колдовавшего над ним мэтра.
— А какого он даже не двигается?
— Слава богу, что не двигается, —
повернулась всё же к нему Славка. — Дядька Ижек его усыпил. А когда
мы вошли... ты не представляешь, что это был за звук, когда он
пытался стонать.
Глаза у девушки были красные и
какие-то потемневшие, что ли. Но совершенно сухие. И в обморок, в
отличие от Ярика, она падать даже и не собиралась.
— Что сама не помогаешь лечить? —
спросил он, стараясь втянуть воздух в заклинившие лёгкие.
— Мне сказали не мешать. — Славка
отвернулась и вновь уставилась на Михо.
— Всё! — в этот момент произнёс мэтр,
и у парня словно застыло всё внутри. А сестра даже вздрогнула, и
фаер в её руке мигнул, чуть не погаснув.
— Что — всё? — спросил кобл. —
Отмучился?
— Да чтоб тебя Про́клятый забрал! —
крякнул мэтр Бошар. — Чего такое несёшь-то?! Нельзя больше пока
заклинаний накладывать. Нужно обождать немного. Самое главное я у
него восстановил и в сон мальчишку загнал. Он хоть боли чувствовать
пока не будет. Давайте его отсюда выносить.
— Давайте, — яростно закивал Ярик.
Желание выскочить из подвала стало уже совершенно невыносимым, и
осознание того, что друг всё же выжил, совсем лишь чуть-чуть
помогало парню удержаться на ногах.
Он и сам не ожидал от себя такой
реакции. Даже стыдно стало за такое проявление слабости. Хорошо
хоть Агая отошла куда-то. Вот вроде к чужим смертям он ведь уже
немного подпривык, подзачерствел. Но тут-то не чужой человек. Свой.
Да ещё безумно страдающий. Это ж, реально, даже представить
невозможно, как ему больно!