– Что это вы тут делаете?
– Мы отдыхаем в дороге. Прения у нас по поводу предстоящих выборов. Хотите присоединиться? Милости просим.
Милицейская парочка молча проследовала дальше. Люба опрокинула стаканчик, крякнула и выдохнула:
– Счастье их, что не стали они с нами связываться. А то я уже созрела к открытию митинга.
– Нужны вы им! – Вмешалась, мусолившая в это время шваброй вагонный линолеум проводница. – Они из наркоконтроля и вы не по их части.
Застолье продолжилось. И потекла вперемежку с первачем незамысловатая беседа случайных знакомых попутчиков. Каждый о своем, наболевшем. А из репродуктора, как бы сопутствующим фоном звучали цветаевские строки еще совсем молодого голоса Пугачевой:
«Вагончик тронется,
вагончик тронется,
вагончик тронется…»
Бросить курить Володя решил радикально: Взял у друга, на время отпуска, надувную лодку с палаткой и спальником, экипировался спинингом, сухарями и спичками и, без курева, погреб таежной речкой по течению странствовать.
Места красивые, рыба, чуть не сама, в руки бросается. Душа радуется и без курева терпится. Уже три дня и три ночи перетерпел и, вроде бы, организм смирился с судьбой, когда догреб он до охотничей избушки для таких же странников, как он бродяг, по таежным обычаям срубленной. Решил там на денек обосноваться. Горячей воды в котле нагрел. Баньку себе соорудил, постирушку затеял, одежонку по кустам на просушку развесил и лежит на топчанчике кум королю, сват министру, при свечичке книжку читает. Транзистор ему песенки поет, разные новости рассказывает, а у него по всему телу идилия разливается, что ведь может же человек от этой пагубной заразы избавиться, потому как на то он и человек, а не скотина последняя.
И только он пальчики послюнявил, чтобы свечку загасить, как глянул в потолок, а там из за балки, нагло светясь желтым фильтром, торчит жирнющий хабарик.
После того окурочка Володя так до утра глаз-то и не сомкнул. Всю избушку перетряс, даже доски половые вскрыл в поисках еще каких-нибудь хабариков. А, как солнышко соснам стволы утренним заревом запалило, так он шмотки еще сырыми кое-как в лодку покидал и погреб скорее до ближайшего поселка в лабаз. И не до рыбы ему, и не до красот северного таежного края. Греб до кровавых мозолей без передышки, пока не купил сигарет, и не затянулся от души.