Повозки были составлены в круг. Между
ними на уровне крыш был протянут толстый электрический кабель.
Горел десяток дежурных фонарей, запитанных от аккумуляторов. Это
считалось среди караванщиков большой роскошью, и далеко не каждый
купец мог позволить себе такое освещение. Несколько человек уже
заступили в караул, изредка о чём-то перекрикиваясь с верхнего
яруса телег.
В центре лагеря, прямо напротив юрты
Уджаева, горел большой костёр, на котором совсем недавно был
приготовлен бешбармак. Ещё несколько костров поменьше тихо
потрескивали по всему лагерю.
Караванщики разбились на небольшие
группы. Кто-то в полголоса обсуждал события дня, а кто-то давно
спал, завернувшись в кошму. В импровизированном загоне, созданном
из заранее заготовленных секций, тихо сопели мулы. Особо голодные
из них до сих пор жевали сено, подающееся из кормовой телеги через
специальные прорези в борту.
А над головой было огромное,
кажущееся бескрайним звёздное небо. Я любовался им каждую ночь,
думая о своём. Может мне так повезло, а может это было особенностью
этих мест, но ни какое облачко или тучка никогда не заслоняли
небосвод. Создавалось такое ощущение, словно кто-то неведомый
растянул огромный кусок этой искрящейся материи от одного края
горизонта до другого.
Странно, но на Урале мне редко когда
доводилось созерцать такое количество звёзд. Поэтому иногда я
подолгу лежал на спине и не сводил с них глаз. Бывало так, что
когда из поля зрения исчезали силуэты людей и очертания крыш
повозок, мне казалось, что достаточно вытянуть руку и можно будет
коснуться этого искрящегося бархата.
Воздух был заполнен стрёкотом ночных
насекомых и приглушенными голосами караванщиков. Я поправил
дробовик, лежащий на коленях, и поставил свою плошку на сухую траву
рядом с кошмой.
Очередной порыв степного ветерка
прошёлся по земле, заставив задрожать пламя нашего костра.
Электрические лампы, конечно, были очень удобными, но не могли
заменить караванщикам тягу к приятному теплу живого пламени. Я
дотянулся до стопки наломанных веток и подкинул в огонь пару
штук.
— Тебе на смену когда? — спросил
Столяров, допивая через край бульон из своей тарелки.
— Через три часа, — ответил я,
отправляя в рот кусочек вяленой говядины из своих личных
запасов.
Несмотря на то, что Уджаев
предоставлял трёхразовое питание, я всё равно предпочитал иметь
небольшой запас. Во-первых, всегда можно было перекусить в течение
дня, а во-вторых, бешбармак был очень жирным. Резкая смена рациона
питания всегда могла иметь свои неприятные последствия, так что я
старался привыкать к местной кухне постепенно, спасаясь вяленной
говядиной.