— Человек! Впереди человек!
Услышав громкие звуки, мулы
недовольно зафырчали. Я прищурил глаза и поднёс ладонь ко лбу,
закрываясь от тёплых лучей вечернего солнца. Стоило отдать должное
нашему пулемётчику, он был очень зорким. Я долгое время вглядывался
в пыльное полотно дороги, прежде чем смог визуально отделить тёмный
силуэт неизвестного человека от очертаний изогнутого
кустарника.
— Сколько их там? — высунулся из
ржавой кабины грузовика погонщик, поправляя перекинутый через плечо
патронташ.
— Один, — буркнул Илья, и его лицо
вновь обрело сосредоточено-хмурое выражение.
Я нагнулся к рюкзаку и достал из него
ременной патронташ с двумя десятками патронов двенадцатого калибра.
Столяров спокойно развернул ствол ДШК по направлению движения, но
пыльник снимать не стал.
— Что за человек хоть? — спросил я,
набрасывая патронташ на плечо и поднимаясь со своего места.
— Не знаю, — ответил здоровяк. — Не
видно пока. Но это точно человек.
— Один?
— Угу.
Я встряхнулся.Лучи вечернего солнца
действовали слишком уж успокаивающе, что способствовало явному
снижению бдительности. И хоть я и не думал, что впереди нас ждут
какие-либо неприятности, род моей деятельности обязывал быть
готовым ко всему.
Время тянулось неимоверно медленно,
словно взятое под контроль неспешным степным вечером. Тёмная точка
человека медленно приближалась, увеличиваясь в размерах. Со
временем стало отчетливо видно, что это одинокий путник. Похоже, он
тоже давно заметил караван и остановился, дожидаясь его
приближения.
Одет он был весьма странно для
здешних мест. На нём была широкополая шляпа и длинный, почти до
земли выгоревший плащ. Рядом с путником стоял потрёпанный рюкзак, а
в руках была крепкая палка, которую он явно использовал как
трость.
Мулы замедлили свой шаг, и телега
стала понемногу останавливаться. Я посмотрел назад. Весь караван,
состоящий из десятка повозок разного размера, тоже начинал
останавливаться. Судя по открывающейся дверце кабины транспорта
Уджаева, он лично решил посмотреть на путника.
Я поправил патронташ и проворно
спустился на землю, как только оси колес перестали поскрипывать.
Именно за это я и любил свою работу. Потому что всегда можно было
встретить интересных людей и повидать много чего любопытного.
Уджаев был своеобразным купцом. И
хоть в целом он делал всё то же самое, что и любой другой, в его
исполнении это выглядело как-то по-особенному. Так, например,
Москвин никогда бы не остановил караван, встретив одинокого
путника. Скорее прикрикнул бы с высоты повозки, чтоб тот
посторонился и не делал резких движений. Анарбек же, наоборот,
всегда был готов совершить остановку и перекинуться с кем-нибудь
парой слов. Будь то встречная повозка или небольшая группа
путешественников. Я списал это на то, что места здесь достаточно
пустынные и подобные встречи — большая редкость. К тому же меня
самого разбирало любопытство. Ведь далеко не каждый день можно было
увидеть человека, который смог так далеко забраться в степь на
своих двоих.