Я достал свой меч. Прямая и хищная полоса стали, сужающаяся к
концу. С неброским цветочным узором на клинке и вычурной рукоятью.
Вот в нем есть красота. Красота функциональности. Смертоносное
изящество. Эти эпитеты наполнены смыслом. Красивый меч. Магн назвал
его “Лоза”. Есть тут местный вьюнок с очень прочным стеблем. Но у
меня ассоциации другие, поэтому меч я тут же перекрестил просто в
“Юру”. Я перехватил Юру за лезвие и протянул охране. Молчаливый
бородатый стражник, одетый в лакированную, когда-то белую кирасу,
как будто сделанную из капота бежевой лады, осторожно забрал меч из
моих рук. Покосился на кинжал в ножнах и трость, на которую я
опирался. Но ничего не сказал и отошел в сторону. Двое других
стража, тоже в цветах семьи Итвис, распахнули передо мной створки
ворот.
Я неторопливо вошел в Большую гостиную. С большой буквы, потому
как это имя собственное для помещения в родовой крепости семьи
Итвис.
И на секунду завис, осматриваясь. Больше всего “гостиная”
напоминала зал немаленького готического собора. Колонны, узкие
высокие окна, выступающие ребра жесткости в стенах, сходящиеся в
каркасную систему на высоком потолке. Все пафосно расписано
подвигами семьи и зловеще освещено левитирующими под потолком
сферами огня. Это место следовало назвать “тронный зал”. Но нельзя
— ведь во владениях свободного города Караэн, в которые формально
входят и владения нашей семьи, не было правителей. Поэтому тронный
зал со скрытой издевкой назывался большой гостинной, а мой отец, по
совместительству патриарх семьи Итвис, был всего лишь главой
собрания Великих Семей свободного города Караэн. Формально власть в
Караэне принадлежала городскому совету. И именно он отвечал за все
проблемы и расхлебывал все последствия решений. А вот сами решения,
так уж сложилось, не принимались без одобрения аристократического
клуба, члены которого скромно называли себя Великими Семьями.
И, так уж сложилось, что собрания Великих Семей проходили по
домашнему, в Большой гостиной семьи Итвис. Впрочем, слово "сорание"
— тоже скорее дань традиции. По факту, отец давал тут аудиенции.
Гости и просители жались вдоль стен, а отец сидел в массивном
кресле, на возвышении, окруженный охраной и приближенными в цветах
своего дома. Белое с красным. Пепел и огонь. Змея с человечком
рисовали только на знаменах и личных печатях. Фамильное знамя висит
в глубине, за спиной отца, от входа его и не разглядеть.