Но после того, как они разложили вещи и плотно пообедали
теткиными невероятно вкусными щами с густой деревенской сметаной и домашним ягодным пирогом, Алексей предложил
пройтись по окрестностям. Марина чувствовала себя уставшей, но согласилась, и, как выяснилось, не зря, потому что
прогулка начисто стерла остатки ее дурного настроения. Сентябрьское солнце, в этих местах казавшееся
ярче, чем в затянутой смогом
столице, выглянуло из‑за облаков, заиграло в позолоченных верхушках деревьев, и в его лучах пейзажи стали выглядеть куда жизнерадостней. Конечно, деревня не Европа и не морской курорт, и недостатков в таком отдыхе – масса, но и плюсы тоже можно
отыскать. К последним относился чистый прозрачный воздух, напоенный кислородом и горьковатым ароматом
трав, который с непривычки вдыхаешь жадно и часто – до легкого головокружения. Еще один плюс – местная пекарня с маленьким магазинчиком, в котором они купили большой крендель и съели напополам с таким аппетитом, будто и не было до этого плотного обеда и чая с пирогом. Алексей
сказал, что в магазин
за хлебом
нужно вставать рано, иначе не достанется. Он здесь самый вкусный на земле, выпекался огромными буханками, которые можно сжать, и они тут же примут
первоначальную форму. Мякиш, опять же по воспоминаниям Алексея, был крупнопористым, ароматным и долго не остывал. Леша так аппетитно рассказывал о хлебе, которым лакомился в детстве, что Марина твердо решила
встать утром как можно раньше.
Потом они посидели на берегу речки, наблюдая
за рыбачившими
неподалеку местными мужиками и за ребятишками,
плещущимися в воде у противоположного берега – пологого, с крошечным песчаным пляжем. Алексей мечтательно высказал желание тоже
порыбачить и вспомнил, что где‑то в чулане у тетки должны остаться его удочки. Марина в ответ пожала плечами:
насаживать червей на крючок и часами сидеть в неподвижной позе на берегу – к этому она еще не готова.
После речки они
прошлись по коротким улицам, сплетающимся в незатейливый, словно вывязанный начинающей
мастерицей узор. Поселок делился на старую часть и новую, которые местные жители именовали «деревенская» и «городская»
соответственно. Старая часть, в которой жила родственница Алексея, – частный сектор, одноэтажные домишки, садово‑огородные
участки, неасфальтированные дороги, которые то и дело перебегали куры, и колонки, так и оставшиеся со времен, когда дома были
лишены водопровода. В «деревенской» части жизнь будто отстала на полвека, и этот мирок, такой
незнакомый столичной жительнице, одновременно и вызывал неприязнь, и завораживал. Марина во время прогулки вертела
головой по сторонам,
с жадным
любопытством рассматривала чужую жизнь за сетчатыми или деревянными заборами. Новая же часть поселка была
заложена еще в восьмидесятых годах и представляла собой пару выстроенных, будто под гигантскую линейку,
улиц с пятиэтажками,
асфальтированными тротуарами (правда, с огромными дырами и невысыхающими даже в летнюю жару лужами в них). Алексей
рассказал, что когда‑то этот район считался престижным, люди изо всех сил старались
получить квартиру в одной из пятиэтажек и готовы были обменивать дома с участками на однушку.