Как и когда Эрик выбил нож, зачем подобрал его сам и почему полоснул Шулепова – сказать не мог. Сработал инстинкт самосохранения.
Радовало лишь одно: рана у того оказалась не опасной. Просто глубокий порез предплечья.
Но это он узнал позже. А в обезьяннике, куда его потом отвезли, пугали, что Шулепов в реанимации, одной ногой, а другой… даже подумать страшно.
И тогда он, Эрик Маринеску, пойдёт уже не за покушение, а за убийство, внушали ему. И тогда вместо шести-семи лет колонии сядет на все двадцать.
Но сейчас колония Эрика не страшила, об этом пока просто не думалось. Его терзал леденящий ужас – как жить потом, зная, что убил человека?
Среди ночи в отделение примчался отец Шулепова. Попросил оставить его в допросной с Эриком наедине. Орал, бил, грозился придушить голыми руками, да и душил, во всяком случае пытался, только дежурный вовремя сунулся, оттащил. Потом подоспел ещё один, тот, что составлял протокол, и вдвоём они еле удержали старшего Шулепова.
– Ты, щенок, у меня на полную катушку сядешь, – тыкал он пальцем в Эрика, которого согнуло от приступа кашля пополам. – Я тебя на зоне сгною, сучонок. Ты у меня пожалеешь, что вообще на свет родился…
Отца Шулепова вывели, но из коридора ещё доносились его брань и угрозы.
Утром заступила другая смена, коридоры оживились, началась рабочая суета. Телефон дежурного звонил, не утихая. Впрочем, он и ночью почти не успокаивался.
Дело его передали дознавателю, женщине средних лет с усталым лицом и потухшим взглядом.
По второму кругу она безучастно задавала одни и те же вопросы. Ответы набирала на клавиатуре одним пальцем и так неспешно, что он едва не уснул. Она и сама, казалось, вот-вот впадёт в спячку – настолько вялыми были все её движения. Даже говорила женщина как в замедленном режиме. И в равнодушном взгляде сквозила хроническая апатия.
Лишь в конце женщина подняла на него глаза, посмотрела осмысленно и даже немного сочувственно. Вздохнув, покачала головой.
– Ну вот чего тебе не жилось спокойно? С юности себе жизни гробите…
– Я же не хотел. Это случайно вышло, – пробормотал он.
– Всё у вас случайно, – проворчала она, листая бумаги. – Случайно выпил, случайно повздорил, случайно подрезал на почве личной неприязни. Случайно сядешь теперь. Вот ты говоришь – его это был нож. А свидетели утверждают обратное. И сам потерпевший…