Все они стояли на одном толстом рельсе. Не было обычной колеи
как в метро или электричке. «Монер», — вспомнилось, как при мне
назвал прибывающий состав тот самый безымянный мужчина. А ведь
действительно, монорельс, моно и рельс. Монер.
Стоило мне только об этом подумать, как в голове словно что-то
сломалось. Логическая цепочка словообразования показалась
невозможно дикой, диссонансной, неприятной для моего родного языка.
Казалось, если я сейчас что-нибудь скажу, то ничего осмысленного не
получится, совсем как на экране планшета с его цифровым шумом.
Резко накатило животным ужасом и я сгорбился, закрыв голову
руками.
В окне стало темно и послышался приглушённый ветер. Поезд
набирал ход.
— Мама мыла раму. А роза упала на лапу Азора, — бормотал я под
нос, пытаясь уловить естественный ритм и рифму.
Она… была? Была. Но неуловимо отличалась, на грани
восприятия.
Снова чужая рука хлопнула по плечу:
— С тобой всё в порядке?
— Д-да, — ответил я и положил руки на колени.
— Э, чего т бледный. Блевать тянет? — встревожился мой
сосед.
— Нет, уже всё хорошо. Правда.
— Ну смотри. Наблюёшь — из монера выкину, — пригрозил мужик, но
вместо злобы в его голосе я услышал усмешку.
— Не сблевану. Нечем.
Сосед хохотнул и снова закрыл глаза капюшоном.
А снаружи проносились яркие вспышки ламп, отмечавших… наверное,
десятки или сотни метров. Если бы не еле заметные очертания
тоннеля, внутри которого мчался состав, то, наверное, это было бы
до боли похоже на ночной пригородный рейс.
Я прислонился к спинке кресла и прикрыл глаза. В голову словно
напихали ваты. Думать было тяжко. Как пойманная, билась мысль об
лёд: «Где я? Куда попал?»
Билась и билась, готовая, наверное, дать мне ответ…
Зачем я куда-то еду? И вправду, зачем. У меня нет никаких
ориентиров, нет никаких подсказок, где я, когда я и зачем я. Да и
кто я — тоже нет. И перестука колёс тоже не было. Вот почему
казалось, словно я нахожусь в самолёте.
В самолёте… я всегда спал во время полёта. А вот сейчас заснуть
не получалось.
Шум резко изменился и сразу же яркий свет пробился сквозь
сомкнутые веки. Я молча выдохнул, тихо матерясь на тех, кто мешает
мне спать, и выглянул наружу через плотное и толстое стекло.
Всю сонную пелену смело разом.
Снаружи был город.
Нет. Снаружи был Город.
Расчерченный широкими магистралями как лучами, покрытый дымкой и
смогом, вплотную опирающийся о монументальный каркас стены,
поддерживающий стальное небо над проспектами, заводами, районами,
сверкающий огнями неоновых вывесок и дорожных фонарей, этот Город
казался слиянием всех известных мне городов в одну гигантскую
рукотворную техносферу.