В коляске щегольской проносится красотка,
Гвардейца-молодца мчит узкая пролетка,
Линейку подает желающим лихач,
Плетется омнибус на паре тощих кляч.
(П. Вейнберг)
Впрочем, в конце стихотворения поставлена разгадка авторского неприятия:
И как противен ты, и как болит душа,
Когда в кармане нет ни медного гроша!
Николай Некрасов в повести «Жизнь Александры Ивановны» противопоставляет жизнь Невского жизни более бедных кварталов: «Весна, весна!.. ты в Петербурге… не перестаешь быть сырою, грязною, вредною и совершенно лишенною жизни… Не знаю, известно ли читателям, что в Петербурге, кроме многих известных чудес, которыми он славится, есть еще чудо, которое заключается в том, что в одно и то же время в разных частях его можно встретить времена года совершенно различные. Когда в центре Петербурга нет уже и признаков снегу, когда по Невскому беспрестанно носятся летние экипажи, а по тротуарам его, сухим и гладким, толпами прогуливаются обрадованные жители и жительницы столицы в легких изящных нарядах, – тогда в другом конце Петербурга, на Выборгской стороне, царствует совершенная зима. Снег довольно толстым слоем лежит еще на мостовых; природа смотрит пасмурно и подозрительно; жители выходят на улицу не иначе, как закутавшись в меховую одежду. Здания пасмурны и туманны… О, как далеко Выборгской стороне до Невского проспекта!»
А Иван Сергеевич Тургенев пишет о своем творческом плане: «О Невском проспекте, его посетителях, их физиономиях, об омнибусах, разговорах в них и т.д.»
Можно лишь себе представить, как бы выглядели очерки Тургенева, если бы он до них все же добрался.
Впрочем, и в тот период попадаются заметки, практически свободные от социальной составляющей. К примеру, Гончаров описывает Невский в повести «Счастливая ошибка»: «Посмотрите зимой в сумерки на улицу: свет борется со тьмою; иногда крупный снег вступает в посредничество, угождая свету своею белизною и увеличивая мрак своим облаком. Но человек остается праздным свидетелем этой борьбы: он приумолкает, приостанавливается; нет движения; улица пуста; домы, как великаны, притаились во тьме; нигде ни огонька; все предметы смешались в каком-то неопределенном цвете; ничто не нарушает безмолвия, ни одна карета не простучит по мостовой: только сани, как будто украдкою, продолжают сновать вечную основу по Невскому проспекту».