Вот ответов нигде не найти.
Вдруг маленькую комнату, в которой я стою, сотрясает механическое звяканье, бряканье, скрипучее движение. Пол начинает дрожать, потолок трясется, словно в преддверии хаоса, и отовсюду вылезают острые металлические шипы, из всех поверхностей на разной высоте. Каждые несколько секунд они исчезают лишь для того, чтобы неожиданно выскочить, прошивая воздух, как иглы.
До меня доходит, что я нахожусь в камере пыток.
Из динамиков, которыми пользовались еще до моего рождения, послышался треск помех. Я скаковая лошадь, тяжелым галопом скачущая к фальшивой финишной линии ради чужой победы.
– Готова? – Усиленный динамиками голос Уорнера эхом разнесся по комнате.
– К чему я должна быть готова? – проорала я в пустоту, уверенная, что кто-нибудь услышит. Я спокойна. Я спокойна. Я абсолютно спокойна. Я скована страхом.
– Мы с тобой заключили сделку, помнишь? – отвечает камера пыток.
– Какую сде…
– Видеокамеры отключены. Теперь твоя очередь выполнять условие.
– Я тебя не коснусь! – заорала я, крутясь на месте, боясь в любой момент потерять сознание.
– Ничего, я прислал себе замену.
Дверь со скрипом открылась, и вошел голенький малыш в памперсе, с завязанными глазами, икая от плача и дрожа от страха.
Мне показалось, что я разлетелась на куски, будто иголкой шарик проткнули.
– Если ты не спасешь его, – трескуче говорит Уорнер, – мы тем более не станем этого делать.
Ребенок.
У него наверняка есть мать, отец, кто-нибудь, кто любит этого ребенка, ребенка, ребенка, ковыляющего навстречу ужасу. Он же вот-вот наткнется на острейший железный шип!
Спасти его легче легкого: надо взять его на руки, найти безопасное место и стоять, пока эксперимент не закончится.
Есть только одна проблема.
Коснувшись меня, он рискует умереть.
Уорнер не оставляет мне выбора: он хочет посмотреть мою… способность в действии. Ему нипочем мучить невинного ребенка, чтобы добиться своего.
Сейчас у меня нет иной возможности.
Надо успеть, прежде чем малыш сделает роковой шаг.
Я быстро запоминаю все, какие могу, ловушки, и обегаю/прыгаю/едва уворачиваюсь от острых пик, подбираясь как можно ближе к ребенку.
Глубоко вздохнув, сосредоточиваю внимание на его дрожащих ручках и ножках, надеясь, что приняла правильное решение. Я делаю движение снять с себя лиф и использовать его как тканевый барьер, но замечаю легкую вибрацию пола. Дрожь, которая предшествует ужасу. Я знаю, у меня полсекунды, прежде чем острия пронзят воздух, и еще меньше времени на действие.