Монстр почувствовал разочарование –
последние жертвы сбежали, убивать больше некого, сейчас станет
скучно.
Хотя нет… вон под деревом, лежит
живой… пока еще живой человечек и вместо того, чтобы спасаться
испуганно таращится. Кажется, он связан, поэтому и не убежал.
Интересно… какой он на вкус?
При каждом шаге, когти глубоко
вонзались в землю, а хитиновые чешуйки похрустывали.
– Не сметь! – заорал я из своего
закутка сознания, тщетно пытаясь вырваться. – Не сметь, сволочь!
Это свой! Своя!
Монстр остановился в недоумении и
потряс мордой, словно хотел вытряхнуть из головы чужой
голос.
* * *
Лиза во все глаза смотрела на
приближающее к ней чудовище. Подойдя, тот присел рядом, сверля ее
страшноватым взглядом кроваво-красных буркал.
– Данила! – шептала девушка. –
Данила! Это я, Лиза… Лиза Маевская! Ты меня помнишь? Вспомни,
пожалуйста!
Оборотень оскалился, показав жуткие
клыки, и протянул к ней когтистую лапу. Лиза зажмурилась, готовясь
к смерти, и вдруг почувствовала себя свободней. Острый, как кинжал
коготь скользя вдоль тела, одну за другой разрезал стягивающие ее
веревки.
Я был огромным
зданием. Храмом. Я видел себя изнутри. Мои стены были сплошь
расписаны странными узорами, где-то очень четкими, словно
высеченными в камне, где-то только намеченными – нарисованные углем
или мелом.
В некоторых
местах узоры были стерты или небрежно почерканы, сразу видно –
черновик. Скользя внутренним взором, я с интересом рассматривал эти
узоры, пытаясь понять их назначение.
Если внимательно
присмотреться они распадались на ряд последовательностей, каждая из
которых, почти не имела смысла, как не имеет смысла одинокая буква,
она всего лишь обозначает звук. Складываясь, звуки образуют слово –
в нем смысла уже намного больше. Слова складываются в предложения,
а это уже мысли. Но странное дело – мысль может быть гениальной, а
может иметь меньше смысла, чем каждое из составляющих ее
слов.
Так вот оно
что... внезапно, как это бывает в снах, снизошло на меня озарение:
я – мысль. Мысль силящаяся прочесть слова, из которых она
состоит... переставить их в наилучшем порядке, убрать лишние,
заменить на более точные. Трудная задача для мысли, почти
невозможная, но только так она может достичь наивысшей гармонии,
прозвучать гениальной симфонией звуков.
Как это часто
бывает после чудесного озарения, вдруг сделалось темно, и долгий
мучительный миг я переживал неприятнейшее чувство падения в
темноту.