Хорошо помня о том, какие опасности принесет этот год, Гарри
хотел отказаться и от квиддича, отлично понимая, что декана этот
факт взбесит. Но карательных мер от декана мальчик не боялся, как и
ее самой. Это никому не нужный Гарри Поттер мог чего-то испугаться,
а доктор из блокады женщину воспринимал с некоторой
брезгливостью.
— Опять уроки, — вздохнула Гермиона. — Ты не думай, я люблю
учиться, но…
— Но тебе хочется домой, — кивнул Гарри, отлично ее понимая. —
Еще немного потерпеть осталось.
— Четыре года… — девочке было почему-то легко общаться с другом,
что она полагала нормой.
— Всего-навсего, а потом у тебя снова появится выбор, — эта
фраза Гарри заставила Гермиону задуматься.
Мальчик думал о том, что ничего о себе не знал. Даже
мантия-невидимка, по идее, принадлежавшая отцу, была очень опасным,
как оказалось, артефактом. Из-за нее Гарри даже в школе выглядел
накормленным, ибо артефакт отнимал жизненные силы, используя их для
своей работы. Оказалось, мантия совсем не была «Даром Смерти», а
просто очень старым артефактом, рассчитанным на взрослого, а не на
ребенка. Так что и здесь в жизни Гарри был обман.
***
Предстояло, пожалуй, самое страшное для Гарри испытание —
«праздничный пир». Мальчик помнил, как плохо ему было всегда после
этого пира, теперь-то он понимал, почему. Идя рядом с Гермионой,
Гарри не мог не следить за небом, поморщившись от вида что Хагрида
с фонарем, что видневшегося замка — отсутствие светомаскировки
пугало. С трудом сдержавшись, мальчик сел в карету. Казалось —
сейчас налетят.
Привычный метроном молчал, внушая дополнительный страх, но Гарри
держал себя в руках, держал изо всех сил — рядом была девочка,
нуждавшаяся, как он думал, в защите. Мальчику так думать было проще
— эта мысль дисциплинировала, не позволяя задумываться. А перед
носом на столе внезапно оказалось великое множество самых разных
блюд. Они манили вкуснейшими запахами, заставляя тянуться к ним
даже против воли, но Гарри понимал — нельзя. Жирная, острая пища,
которую было просто нельзя и от этого слезы наворачивались на
глаза.
Безумно сложно было удержаться. Не собрать в руки все, что
видишь и жрать, жрать, пока не отобрали. Или же собрать, чтобы
отдать детям. Голодающим уставшим детям в далеком году. С трудом
взяв себя в руки, Гарри напомнил себе — нет никаких детей, полвека
прошло. А ему сейчас такую еду было просто нельзя. Очень опасной
для истощенного организма такая еда. И за столом, полном так
завлекательно пахнувших блюд сжав зубы сидел бледный до синевы,
мальчик. Эта пытка была страшнее пытки голодом, кошмарней падающих
бомб, ужасней бегущего метронома.