Наконец, этот день закончился, можно было ложиться спать. И
только укладываясь Гарри задумчиво посмотрел на пустую постель Рона
Уизли — тот на ужине так и не появился. Мальчик понял, что в
прошлый раз все прошло сравнительно спокойно. Возможно, Рону в этот
раз просто не повезло?
Странным для Гарри показался еще и тот факт, что о Роне никто не
спросил, просто совсем никто. Это было, по мнению мальчика, не
совсем нормально. Точнее, совсем ненормально. Если бы в его
бытность Гришкой кто-то так исчез бы, то уже учителям бы проходу не
давали, а тут — всем как будто все равно. И такая тоска обуяла
Гришку — по старой школе, по сверкающей на солнце Неве, даже по
родной подстанции, которую разнес на кусочки шальной снаряд.
Внезапно так захотелось хоть на секунду очутиться в довоенном
Ленинграде. С этой мыслью мальчик погрузился в сон.
А ночью в сон снова пришла Блокада. Снова скрипели саночки
по январскому снегу, везя тела на Охтенское кладбище, снова
передавали вызова, и Гришка шел к пациентам. И вдруг сменилась
картинка — больница и лица детей. Бегущие в убежище сестры… Картины
были отрывочны, эпизодичны, они поднимались из памяти тревожа
неспокойный сон ставшего мальчиком доктора, но в эти мгновения он
кормил, согревал, рассказывал сказки, а над всем этим мерно стучал
метроном и уставший голос в перерывах звучал из
репродукторов.
«Скрипят полозья в городе, скрипят…
Как многих нам уже не досчитаться!
Но мы не плачем: правду говорят,
что слезы вымерзли у ленинградцев».(Ольга
Берггольц)
Ленинградское радио не давало отчаиваться и лились строки
голосом Ольги Берггольц, заставляя жить. Жить и бороться. Как
боролся и доктор Нефедов, как боролись малыши, даже те, у кого
больше не было сил. «Бедный ленинградский ломтик хлеба…» (Ольга
Берггольц)
И снова он впрягался в санки, идя к своим
пациентам…
Проснувшись, Гарри бездумно смотрел в потолок, привыкая к мысли
о том, что Блокады больше нет. Поверить в это он не мог. Казалось —
еще секунда и закричат раненным зверем сирены воздушной тревоги.
Завоют в падении на город фугасные бомбы и выкрикнет диспетчер
новый адрес. Но было очень тихо, тишину нарушало только дыхание
спящих детей. Привычно встав, Гарри быстро переоделся. Было
холодно, но не так, как той зимой — терпимо. Тяжело вздохнув,
мальчик достал из сундука дневную норму. Маленький кусочек хлеба,
самый сладкий, оказался во рту. Помня о том, что есть еще девочка,
Гарри запретил себе брать больше.