– Понимаешь, книги китайских историков не переводят, – пожал он
плечами. – Ты же понимаешь: политика. Но скажу тебе так, что в
Китае история местами совсем другая. Китай века назад создал
какую-то иллюзию и старательно верит, что в ней и живет. Вроде бы
сейчас у них у власти коммунисты, а от иллюзий никак не
избавятся.
– Может, у каждого народа есть свои иллюзии по поводу
собственной истории? – грустно предположил Санька. – А другие их не
понимают.
– Очень может быть, – улыбнулся учитель. – Только ты особо на
этот счет не распространяйся.
– А чего это? – сразу вздыбил шерсть на загривке Известь. – Вон,
по телику чего только не говорят.
– Просто, если ты прав, то эти мысли в любое время людям будут
неприятны.
Запертых дверей было много, ключей – мало. Но все-таки Санька
постиг немалую часть иллюзорного мира, который проступал теперь
вокруг него почти постоянно. И в итоге, когда с матерью сели думать
о его будущем, вдруг стало понятно: податься ему особо некуда с его
двумя пятерками по физре и истории.
– Не для того мы тебя в десятый класс потащили, чтобы ты теперь
в техникум пошел, – заявила мать и постановила. – Будешь в
пединститут поступать.
Шаман идею одобрил.
– А что? Времена, когда истфак был для партийных, прошли.
Сегодня на отсутствие комсомольского значка даже не посмотрят. И
характеристика не так важна. Главное – экзамены сдать так, чтобы им
не придраться.
Санька был уверен, что уж экзамен по истории он сдаст. Ведь в
кружке он уже год считался первой звездой. Даже среди ботаников.
Но, когда Шаман начал с ним индивидуально готовиться, оказалось,
что он еще толком ничего и не знает. Всё чаще выпускник слышал от
наставника хмыканье, полное сомнения… И это его сильно злило! А
злость Саньку кидала в разные стороны: то он две ночи не спал,
обложившись книгами, то приходил домой в заблеванных штанах.
Лето пришло неотвратимо и внезапно. Отмахался кое-как от
выпускных экзаменов, списав контрольную по математике, и понес
документы в хабаровский пед. Там их приняли, но с таким видом, что
с бумаг немедленно начнут стряхивать грязь, едва он отвернется.
«Ноль шансов» – тоскливо подумал Известь. Фальшиво-бронзовый
Пушкин на входе старательно смотре куда-то в землю – видимо, был
согласен. И все-таки на экзамене Саньке фортануло. Отвечать он сел
к женщине, которую не могли ввести в заблуждение жалкие попытки
причесать с пробором нестриженные волосы и спрятать бунтарское
сердце под рубашкой, застегнутой на все пуговицы.