Статус: все сложно - страница 17

Мила.В кабинете хореографа всегда горят лампы. Неважно, находится он там, когда солнечные лучи светят в окна, или уже в поздний вечер. Искусственный свет загорается с первыми шагами в комнату.- Присаживайся, - он указывает мне на небольшой диванчик, который стоит у стены. Красивая работа какого-то там реставратора, купленная за немыслимые деньги на аукционе. Горячий чай с долькой лимона в изящной чашке. Не ошибусь, если скажу, что она является частью чайного сервиза из английского фарфора. Тонкая работа и вполне себе типичный рисунок. Мама некоторое время назад увлекалась столовой и чайной посудой. А полученными знаниями делилась со мной. Я беру в руки горячую чашку и делаю маленький глоток. Горло обжигает приятная сладость, а потом чувствую тонкую кислинку.- Мила, как ты? - он показывает на мою лодыжку. Мазь подействовала, как и таблетки обезболивающего. Отыграла свою партию хорошо, не придраться. Впрочем, по-другому быть и не могло. Хотя страх сидел внутри меня и противными щупальцами цеплял мою уверенность в себя и затягивал в свои владения. - Ну, танцевать буду, - улыбаюсь. - Ты понимаешь, что риск повторной травмы очень велик? - Да. Я это осознаю.- Тогда ты должна понять, что на несколько дней, а может и недель, тебе стоит взять больничный и заняться своей травмой. Нельзя выступать на таблетках. Что потом? Уколы? Еще одна операция?- Больничный? В прошлый раз я провела в больнице несколько месяцев и около года восстанавливала силы. - Тогда тем более тебе сейчас надо заняться здоровьем. Это… настоятельная просьба. Если ты хочешь продолжать быть на сцене.У хореографа голос мягкий, но он всегда умел хорошо объяснять. С ним спорить невозможно. Его аргументы весомее. А может быть, мои аргументы сейчас слабее.Я молча выхожу в коридор и, слегка прихрамывая, бреду до гримерок. Я знаю, что травма не такая как была. Это просто растяжение. Но все равно чувствую себя какой-то ущербной. Мне предстоит несколько дней, а может, и целую неделю находиться одной в четырех стенах. Грустно от этой мысли, печально, что снова возвращаюсь к тому, с чего начала. Мимо проходят люди, все интересуются как я. Забота всегда приятна, но сейчас она окутывает меня беспомощностью. И это еще хорошо, что я сейчас могу сама передвигаться. В прошлой раз без помощи я справиться не могла. Это неприятно - быть беспомощной. Особенно для молодой девушки, которая мечтает танцевать на сцене и исполнять главные роли. Мила Апраксина всегда была амбициозна. И мои амбиции в который раз разбиваются о скалы. В гримерке шумно. Все обсуждают спектакль. Только когда речи прекратились, некоторые украдкой поглядывают на меня, косятся на ногу. Сейчас припухлость спадает. Только ноющая боль все еще чувствуется. И пройдет она нескоро. - Милка, ты как?- Я в порядке, - натянутая улыбка, сегодня вся радость на лице через силу. - Это, получается, твоя не первая травма? - злюсь, что мой секрет узнали. Хотя нет, это не секрет, это просто мое прошлое, которое не дает жить в настоящем.- Ты права. Когда я была в Париже, мне также не удалась поддержка.- Печально. Я вот никогда сильнее растяжения ничего не получала.- У меня были только синяки.- А я как-то руку ломала. Это правда было в детстве, на детской площадке.Девчонки пытаются меня успокоить и поддержать. Приятно понимать, что ты нечужая. Медленно смываю яркий макияж. С каждым движением ватного диска в отражении появляется знакомая мне Мила. Хочется улыбнуться и сказать “с возвращением”. Но губы не растягиваются, а настроения нет.В комнату влетает девушка, кажется, ее зовут Лена. Она помогает в театре и выполняет разные поручения администрации. Такой незаменимый помощник по всем вопросам. Она громко открывает дверь и глазами ищет кого-то. Все пары глаз, что уставились на нее, следят за каждым движением. А Лена все ищет и ищет. А потом находит. Меня. Я в самом дальнем углу. Это место не сразу можно увидеть со входа, оно немного прячется за шкафом, в котором мы храним часть сценических костюмов. - Мила! - голос громкий и радостный. Я даже привстала со стула, словно сейчас объявят нечто важное для меня. В ее глазах такой восторг и восхищение, что будь я в главной роли, подумала, мне хотят вручить какую-то важную премию в области искусства. - Тебе пакет!И это все?- И что там?- Я не знаю, как это назвать, - теперь она начинает шептать. Загадка на загадке.Лена вручает мне пакет, что все-таки больше похож на красивую картонную коробку с ручками по бокам. Она не тяжелая, там лежит что-то небольшое, но оно все же имеет вес. Девчонки столпились у моего столика. Воздуха стало не хватать. Слишком тесный и плотный круг. И постоянные вопросы над головой и любопытная носы, что засунуты между мной и моей коробкой.- Вы можете отойти, девчонки? Я из-за вас ничего не вижу и не могу разобрать.Я открываю крышку и вижу его. Или ее. А может, и вовсе это оно. Теперь моя улыбка искренняя, от самого сердца.- И что это? - девчонки совсем ничего не поняли. Но и не удивлена. Это только между мной и ним.- Это… мухоловка.- Господи, какой ужас. И тебе это подарили?Отвечать не хочется, а вот улыбаться теперь очень даже. Я словно забыла и про падение, и про травму, и про свои незапланированные выходные. Он стер эти события из моей памяти всего лишь одним подарком. Цветком? Нет. Навицкий цветы не дарит. Беру этот хищный цветок и аккуратно вытаскиваю из его домика. Красивые яркие ловушками машут мне, пока я не поставила горшок на столик. Растение не большое, но такое плотоядное. Смотрю на эту экзотику и радуюсь, как малыш, что получил на праздник долгожданный подарок. Это странно. Я не малыш, да и этот цветок на подарок не совсем тянет. - Ну и кто тебе подарил это чудо? - чей-то голос разрезает мое пространство, где уже спокойно и хорошо.Расталкиваю в сторону девчонок и бегу к двери. Бегу? Да, сейчас боль уже неважна. Немного простреливает в ноге, но я просто делаю паузу и бегу дальше. - Апраксина, ногу побереги, пожалуйста, - слышу я комментарий кого-то, он что-то еще кричит мне в спину.Куда я бегу, не знаю. Только надеюсь, что Глеб еще здесь, в театре. Так глупо. Он уже живет своей жизнью, а я его перестала ждать, но сейчас бегу с травмой ноги и переживаю. Не хочу, чтобы он ушел, так и не посмотрев мне в глаза. Я тогда не успею его поблагодарить, а он сказать свою шутку. Уже неважен вчерашний день, когда решила больше не звонить ему и не видеться. Словно перевернула эту страницу.В зрительном зале уже пусто, все в гардеробе, забирают верхнюю одежду, ее с каждым днем становится все меньше и меньше. Спускаюсь вниз, там несколько человек, и они смотрят на меня удивленно. Мой костюм говорит о том, что я та, кого они видели на сцене, но не могут понять, кем я там была и что танцевала. В Большом театре для таких людей есть отдельное место - кордебалет. Здесь же - массовка? Я не знаю. Эти мысли и вопросы мне сейчас не нужны.Выбегаю на улицу. Там смеркается. Глазами ищу его, но все бесполезно. Устало хочется опуститься вниз и закрыть руками лицо. Не расплакаться, нет. Просто стало грустно от того, что не успела. Обратно иду к черному входу. Там, внутри, еще зрители, самые последние, которые не спешат. Может, их никто не ждет дома? А может, им просто нравится быть в стенах театра. Глеб стоит облокотившись о кирпичную стену. Что-то читает в телефоне. Взгляд сосредоточен. Он скролит ленту, иногда хмыкает себе под нос, а потом на его лице озаряется улыбка. По-прежнему очаровательная. Подхожу ближе. Он не сразу меня замечает. А я дала себе несколько секунд, чтобы перевести дыхание, а еще установку, что мне нельзя показывать свою травму. Он не должен меня жалеть. Никто не должен. Жалость - это плохо. Глеб в черном классическом костюме и белоснежной рубашке. Он только из офиса или все-таки был на спектакле? Хочется верить, что последнее.- Мне обычно дарят другие цветы, - близко не подхожу, сохраняя безопасное расстояние между нами. Но все равно улавливаю нотки любимого сандала и нежную мяту. - Банальные ромашки? - он смотрит на меня исподлобья, все еще телефон в руках, а свет от небольшого экрана освещает его лицо. Оно кажется острым, контрастным. Но безумно красивым. Хочется обвести каждую тень на его лице. - А ты, Навицкий, в своем репертуаре.- Тебе не понравилось? Молчу. И силюсь скрыть улыбку, которая вот-вот появится на губах. - Это, вообще-то, первые цветы, которые я дарю, - разводит он в стороны руки, а мне уже хочется смеяться.- Цветок.- Неважно.- Который питается мухами. - И муравьями. Но у него красиво название - Дионея, м? - И откуда ты только это узнал, - улыбку уже не скрываю. Глеб тоже. - Продавец в цветочном. Милая такая девушка была. Еще долго рассказывала про уход. Оно очень любит солнце, не забудь. И поливать только дистиллированной водой. Погугли, в общем. Мы снова молчим, но на этот раз глупо улыбаемся друг другу. Хочется подойти и обнять, прижаться и вдохнуть любимый сандал, чтобы на языке почувствовать нежную мяту. Когда я смогу это сделать? И могу ли вообще? Если я первая перейду эту черту, что сделает и скажет Глеб? - Спасибо, Глеб, - опускаю взгляд, чтобы он не смог прочитать там мои мысли. Подхожу к двери и берусь за ручку. Между нами сейчас будет стена, как и все эти годы. Но у меня возникло непреодолимое желание сломать ее, разрушить, снести. Такое возможно? - Ты была прекрасна, балеринка. Там, на сцене.Я стою к нему спиной, и улыбка снова на моем лице. И ради его слов я готова снова упасть и танцевать через боль. А потом еще раз и еще. - Эй, Апраксина, достань меня из черного списка. А то даже позвонить не могу. Неправильно так с мужем общаться.Он отходит медленно, сначала спиной назад, а потом разворачивается и также медленно идет в сторону парковки. На его лице коварная и хищная улыбка. - Почти бывшим, - отчего-то кричу я ему мой ответ. Он глупый, но хочется немного его позлить. - Мы еще не доиграли, - не оборачиваясь ко мне, отвечает Глеб и скрывается за поворотом.