Старушки с подростком окинули
автобус равнодушными взглядами – им было со мной не по пути. Девица
из будки куда-то исчезла, видать просто приходила
позвонить.
Я вошел через переднюю дверь,
пытаясь вспомнить сколько стоит проезд. Вроде бы шесть копеек. Или
пять? Ладно, мне не жалко, бросил в прорезь кассы десятник и
открутил билет. По привычке проверил не счастливый ли, и пройдя в
конец пустого салона плюхнулся на свободное место. Тут же понял,
зря это сделал – кресло было раскалено, и моя рубаха на спине
моментально пропиталась потом.
Гармошки дверей с шипением
распрямились, автобус взвыл натруженным движком и покатил, неспешно
ускоряясь. Сразу стало легче – все окна и люки на крыше были
открыты настежь и во время движения салон неплохо
продувался.
Итак, чем же примечателен семьдесят
второй? Конечно же первым визитом Никсона в Москву и началом
политики разрядки, будь она неладна. Еще? Еще конечно же
злополучной Мюнхенской олимпиадой с захватом заложников и хоккейной
суперсерией СССР-Канада, окончившейся нашим проигрышем в одну
шайбу. Семьдесят второй был годом авиакатастроф – по разным
причинам разбилась куча самолетов. Из курьезного, вот прямо сейчас
в июне будет принят указ по борьбе с пьянством и водку станут
продавать с одиннадцати утра. И, наконец этот год станет последним
относительно здоровым годом для Брежнева. Поскольку структура
политической власти, предусматривает принятие решений по всем
сколько-нибудь важным вопросам исключительно на самом высоком
уровне – уровне первого лица, вместе с дряхлеющим генсеком будет
деградировать вся страна.
Я ехал, и от нечего делать, глазел
по сторонам. Непривычно пустой проспект катился нам навстречу. Он
разительно отличался от того современного целлулоидно-яркого,
сверкающего огнями и ядовитой расцветкой к которому я привык. Серые
фасады домов, блеклые витрины магазинов, лаконичные черно-белые
вывески: Хлеб, Бакалея, Парикмахерская, Сберкасса,
Почта.
Машин раз в десять меньше, чем
сейчас и те бледных неброских цветов. Рекламные баннеры и растяжки
заменяют редкие выцветшие на солнце красные полотнища с призывами:
«РешенияXXIVсъезда в жизнь» и «Девятой пятилетке
ударный труд».
Мы миновали серого гранитного
Ленина, у постамента которого угрюмо толпились каменные тролли,
изображающие революционных солдат и матросов, и въехали на
Вокзальную площадь.