Погас свет, я
слегка прижался плечом к плечику Альбины, вдохнул запах ее волос и
приготовился приобщаться к искусству.
Проникнуться не
удалось. Все первое отделение, я никак не мог понять, кто все эти
люди в обтягивающих трико и кукольных пачках и чего они суетятся,
кидаются друг другом и вертятся на одной ножке как гироскоп.
Балерины, несмотря на грациозность, напоминали самоходных
фарфоровых куколок и не вызывали никакого вожделения. Не добавлял
желания и лошадиный стук пуантов, доносящийся до нашего ряда.
Па-де-де, фуэте, дивертисмент, блять, на пуантах…
Отчаянно скучая,
я коротал время разглядывая нежный профиль своей соседки, таращащей
глазки в сторону сцены, и размышляя, как славно было бы поцеловать
ее оттопыренные губки. Она, наконец, почувствовала этот взгляд и,
не оборачиваясь, крутнула ладошкой – туда, мол, смотри. От этого
жеста мне стало тоскливо и захотелось немедленно выпить.
Тут, слава богу,
объявили антракт.
Радуясь ему как
манне небесной, я повлек Альбину в сторону буфета, где приобрел
себе бутерброд с колбасой и сто пятьдесят коньяку, а ей пирожное с
кремом и бокал «Советского» шампанского.
Мы чокнулись
бокалами.
– За советское
искусство, самое искусственное из искусств! – провозгласил я
тост.
– Как тебе
балет? – поинтересовалась Аля.
– Вживаюсь в
феерию, – пожал я плечами, жуя бутерброд, – проникаюсь гармонией,
понемногу становлюсь заядлым балетоманом.
– Ну-ну, –
сказала она.
Такой у нас
состоялся разговор, да и антракт быстро закончился.
По счастью
второе отделение оказалось короче первого. Да к слову сказать, под
действием коньячных паров, к концу спектакля я ощутил нечто вроде
удовольствия от созерцания, творящегося на сцене. Хотя возможно, то
была радость от завершения пытки балетом.
Когда мы,
наконец, выбрались на воздух, заметно вечерело. Жара спадала, чтобы
следующим утром снова вступить в свои права.
– Можно тебя
проводить? – спросил я девушку.
– Да я тут
рядом, на Садовского живу.
– Все
равно.
– Ну,
пошли.
Поначалу я
пытался завязать разговор, но впавшая в меланхолию Альбина, на мои
попытки не реагировала. Мы, молча прошагали по пустым вечерним
улицам и остановились возле её дома. Жила девушка в девятиэтажной
кирпичной свечке с единственным подъездом.
– Может… – начал
я.
– У меня в
квартире, нет ни чая, ни кофе, – пресекла она мою попытку
навязаться в гости.