. Молитвам Константина научила не мать, а та же горбатая тетушка Катерина Ивановна.
Зато навсегда осталась в памяти Константина совместная поездка с матерью и Катериной Ивановной в Оптину Пустынь, – мальчика заворожили тишина и покой монастырской жизни, отталкивание от земного и несовершенного. Леонтьев заявил матери, вернувшись домой:
– Вы меня больше туда не возите, а то непременно останусь там навсегда.
Мысль о монастыре возникала его в голове и позднее, в юношестве. Во всяком случае, леонтьевский герой из первого автобиографического романа «Подлипки», Володя Ладнев, рассуждал о любви удивительнейшим для юноши его лет образом: любовь приводит к «душному браку», в котором мешаются скука, сострадание, дети, «бедные проблески последней пропадающей любви». «О, Боже мой! Не лучше ли стать схимником или монахом, но монахом твердым, светлым, знающим, чего хочет душа, свободным, прозрачным как свежий осенний день?» Разумеется, молодого Леонтьева подобные мысли посещали под влиянием семейной жизни, что была у него перед глазами: задыхающаяся от такой жизни мать, которая была заточена в «душном браке», где не только «бедных проблесков любви», но и сострадания-то не осталось. Впрочем, альтернатива в виде монашеской жизни все равно была необычна для томящегося в ожидании первой страсти молодого человека. Видимо, хотя религиозная вера пришла к Леонтьеву гораздо позже, уже в детстве и юности он испытывал в ней потребность, – всю жизнь он искал того, что могло бы стать духовной основой жизни.
С влиянием матери связан и «эстетический инстинкт», столь характерный для Леонтьева. Феодосия Петровна, несмотря на крайне стесненные средства, всегда стремилась к тому, чтобы жизнь в Кудиново была красива и изящна. Пусть ее «Эрмитаж» был обит дешевой бумажной материей (на другую денег у нее не было), зато комната была декорирована с большим вкусом. Даже из какого-то чулана под лестницей Феодосия Петровна смогла сделать таинственную нишу – самое уютное место в своем кабинете, где так любил находиться ее сын. Для него изящество и красота жизни тоже стали значить чрезвычайно много, – уже с детства он даже людей оценивал по тому внешнему впечатлению, что они производили на него.
Костя рос в женском обществе: Николай Борисович обитал во флигеле, старшие братья были помещены в различные учебные заведения, – его окружали мать, тетка, сестра. Они его наряжали, завивали мальчику волосы, душили одежду. Мальчиком он был женоподобным, любил примерять матушкины шляпки, называя себя в них: «Я сейчас мужская женщина». «Все детство он провел в деревне, но его воспитывали так по-женски, что он долго не знал, что значит ездить верхом»