Кто-то подбросил монетку вверх, и танцор, ловко подпрыгнув, поймал её и затянул непристойную песенку, виляя задом.
- Да провались ты в ад! – раздалось рядом со мной. – Поганый гистрион!
- А тебе что не так? – зарычал громила, собиравший монеты с земли, видно, помощник и охранник гистриона одним разом.
- Не смей использовать благородный поэтический слог для таких песен!
- А ну, сюда иди…
Громила размахнулся, но парень быстро проскочил под локтем и оказался у него за спиной, а удар пришёлся по спине намеревавшегося уйти горожанина. Тот оказался не робкого десятка и отвесил ответный удар. Завязалась драка, с обеих сторон ввязались новые участники. Оказавшись в самой середине, я проложила себе путь, посылая подножки на ровном месте всем участникам и тем внесла ещё большую неразбериху.
Зачинщик стоял у стены, проверяя содержимое своего заплечного мешка:
- Не могу спокойно слушать, когда опошляют благородное искусство поэзии!
Теперь я толком разглядела негодовавшего: молодой и привлекательный, хоть и невысокий. Тёмные кудри и золотисто-смуглая кожа выдавала в нём южанина, а произношение напоминало флорентийское. Одет он был бедно, но с претензией на изысканность, что создавали затейливые вышивки, хоть и дешёвыми серыми нитками по выцветшей зелёной ткани. Подойдя ближе, я рассмотрела поклажу: из мешка выглядывала резная деревянная голова льва, державшего в пасти струны – изящно сделанный гитерн[2].
- По природе я не трус, и мог бы подраться, раз уж речь о таких высоких материях, - объяснил парень. – Но, чего доброго, инструмент поломают…
Громила по-прежнему вздымал над толпой кулаки со сбитыми костяшками. Музыкант повесил на плечо мешок:
- Пойду, пожалуй, пока этот здоровяк обо мне не вспомнил. Где здесь можно переночевать задарма, и чтоб не ограбили?
- Есть старая руина, покажу, если сыграешь для меня.
- Да хоть всю ночь! Завтра мне нужно быть в замке герцога Савойского. Хочу пристроиться ко двору, говорят, платит он щедро, если музыка нравится герцогине. А это ночь – твоя.
Узкие улочки вывели нас к подножию холма, где за виноградниками начиналась роща. Вечернее солнце окрасило пробуждающиеся лозы в красноватый оттенок, казалось, на них уже зреют грозди ягод. За террасами начинался пролесок, в котором почти не угадывались очертания когда-то роскошной римской виллы, теперь превратившейся в груду камней.