– А зря ты, Гриня, от Маришки отвернулся. Вам была уготована счастливая судьба. Злые языки вас разлучили. Люди только вид подают, что добром к тебе. На самом деле они, завистливы. Я же тебе никогда худа не желала. Хочу дать тебе чудодейственное средство. Мне семнадцать было, когда начала собирать лечебные травы. Составила снадобье из сорока восьми трав. Испытала его на кошках, собаках и птицах. Убедилась: имеет свойство избавлять от любых болезней и ран, кроме сердечных. Сбор продлевает жизнь. Сегодня в полночь приходи ко мне и получишь этот подарок. Перейдя мост, я невольно оглянулся. Гликерии нигде не было. Исчезла, как и появилась.
Дома я никому не рассказал о встрече с бабкой Гликерией. К ночи, сославшись на духоту в хате, отправился спать на сеновал. Уснуть не мог. Гликерия не выходила из головы. Виделась Маришка. Вот она в голубом платье стоит на берегу Сима, ветер, обнимая её, вырисовывает прелестную фигуру.
К ночи погода испортилась. Подул южный ветер, по небу ползли мрачные тучи, стало заметно темнее. Я зажег спичку и посмотрел на карманные часы. Стрелки показывали без четверти двенадцать. Пора.
Пробравшись огородами, вышел в проулок. В глубине небольшой усадьбы темным пятном виднелся домик бабки Гликерии. Света в доме не было. Где-то совсем рядом залаяла собака и, скуля, перешла на вой. Дикий, протяжный вой…
Я стал вглядываться в темноту проулка. Под ольхой сидела огромная, черной масти собака. На душе сделалось муторно, и в голове мелькнула мысль: зачем мне все это? Не лучше ли вернуться на сеновал, зарыться в душистое сено и спокойно отоспаться, отдохнуть от долгой и утомительной дороги? Но любопытство взяло вверх. Ровно в двенадцать в хате вспыхнул огонек. Скрипнув калиткой, я прошел по заросшей бурьяном тропинке. С огромным трудом открыв дверь, нагнувшись, вошел в хату. На меня пахнуло сыростью и застоявшимся воздухом. В хате царил полумрак.
Гликерия никак не отреагировала на мое появление. Она во всем черном сидела неподвижно за маленьким столиком, не моргая, смотрела на слегка колеблющийся огонек свечи. Минуты три в хате стояла гробовая тишина. Наконец, бабка, слегка повернувшись ко мне, тихо произнесла:
– А, Гриня, пришел? Вон там, на подоконнике, снадобье, возьми его. Да сопутствуют твоей жизни покой и благополучие.