- Верно – с готовностью подтвердил я – Верно.
- Посему надо сделать все возможное, дабы ничего такого не
случилось – Крутован попытался горестно закивать – мелко и часто,
как это обычно делают старушки. Но у него не получилось. Возрастом
не подходил он под стариковскую мимику – под дубом сидел пусть
седой как лунь, но массивный и полный сил зрелый мужчина с чересчур
старыми глазами на жестком решительно лице воина.
- Не хочу лезть с советами – осторожно сказал я, делая особо
красочный скриншот рыцаря в изрубленных латах – Ты куда мудрее
меня, Крутован.
- Говори. Уж чего-чего, а глупостей мне от тебя слышать еще не
приходилось. Говори, мой юный друг! Я всегда прислушаюсь к твоим
словам.
Ого… и ведь глаза у Сказочника серьезны.
Кашлянув, я высказал свои сомнения:
- Рыцари и маги вокруг тебя сильны, спору нет. Я вижу лишь часть
их силы, и кто знает, сколько ее еще скрыто от моего взора. Но… что
толку от силы нескольких рыцарей и магов, если над нами целый
легион стражей Альгоры и Гильдия Магов? Я пока слаб, но помогу чем
смогу в любой твоей битве, Крутован. Но мне кажется, что если нам
удастся отразить первый удар стражей, или пусть даже мы справимся
со вторым, третий их штурм нас доконает. Я молод, но я чужеземец, я
читал немало о страже Альгоры – они многочисленны и сильны,
ненавидят нежить и темную волшбу. Нам не победить – по крайней мере
сейчас.
- Мудрые слова… как я и говорил – ты умен не по годам, Шмыг. Но
какой есть выбор у такого узника как я? В эту дверь мне не
протиснуться – Крутован указал на проход ведущий к лестнице и
каналу со сточными водами – Свобода рядом, но недоступна, я слышу
плеск воды, но не могу напиться, слышу крысиный писк, но не могу
наесться. Я узник прикованный к камере незримыми цепями,
цепляющийся за одинокий солнечный луч как за спасительную нить
жизни.
Я взглянул на солнечный луч, что многократно отражался от
различных зеркал. Чертыхнулся мимоходом на себя – забыл прикупить
зеркал дешевых. Собирался ведь. Пока я занимался самоедством,
Крутован продолжал:
- Проклятые тюремщики сильны, тут ты снова прав, Шмыг. И от их
пытливого взора не укроются произошедшие со мной изменения. Старый
узник набрался сил, листва его древа стала гуще и зеленее, корни
расползлись во все стороны, биение моего сердца стало чаще. Стоит
им узреть это – и они спустятся вниз, разобьют мои зеркала, обрубят
мне корни и ветви, замуруют проход в стене, а может быть и лишат
спасительного солнечного луча. И что тогда, Шмыг? Что тогда
прикажешь делать израненному старику? Тихо умирать в темнице
превратившейся в гробницу?