Так-то.
Тебе еще даже пятидесяти пяти нет. А жизнь уже кончена.
Выписка из истории болезни мрачно подтверждала это, лежа поверх
миллионного контракта на постройку офисного здания.
Софья взяла ее двумя пальцами и спровадила в мусорное ведро. К
черту!
Не желает она больше ни думать, ни помнить!
Хотя как тут забудешь?
Самым мерзким недостатком начальницы, по мнению всех работающих
на фирме, была ее идеальная память. Она в жизни не пользовалась
ежедневниками, но не глядя в календарь могла озвучить свое
расписание на месяц вперед. Это неизменно повергало в ужас
секретарш и заставляло их сомневаться в своей
компетентности.
Пискнул селектор.
— Да?
— Софья Романовна, к вам Яблочкин, из бухгалтерии.
— Пусть войдет.
Появившегося на пороге молодого человека Софья Романовна
встретила насмешливой улыбкой и своим фирменным взглядом голодной
пираньи в климаксе.
Мужчина лет тридцати пяти заерзал, занервничал, совершенно
по-детски вытер вспотевшие ладони о двухтысячедолларовые штаны и
покраснел, понимая, что начальнице все это видно.
Наконец Софье надоела пауза, и она кивнула провинившемуся
подчиненному на кресло.
— Садись, Алексей Батькович. В ногах правды нет, попробуем
нащупать выше…
Мужчина рухнул в кресло. Признаки были весьма плохими. Всех, кто
работал в фирме, Гарпия — так подчиненные ласково называли
начальницу — помнила и в лицо, и по имени-отчеству. И если начинала
вот так играть словами…
— А теперь расскажи мне, почему вовремя не были проплачены
деньги за отделочные работы в здании у Ерохина?
Спустя двадцать минут Софья подписала приказ об увольнении,
поморщилась…
Развелось блатной шушеры! Конечно, Яблочкин-старший будет
недоволен, но утрется. Она и так из милости взяла сопляка на
стажировку, терпела опоздания, хотя самой себе их никогда не позволяла, но
чтобы загулять, прийти с похмелья и перепутать все документы… ей
такие работники не нужны.
В мусор!
Из мусора нагло выглядывала противная бумажка
грязновато-желтовато-серого цвета. И диагноз там был весьма
неутешительный.
Опухоль головного мозга с множественными метастазами.
Неоперабельная.
Три-четыре месяца, максимум полгода жизни.
Обидно…
***
Три месяца спустя
Женщина приподнялась на локтях, окинула взглядом палату… да,
несомненно, это была палата, только больничным заведениям присущ
этот неприятный запах — смесь хлорки, крови и человеческих
страданий.