– Ну-ну, не плачь. – Акар обнял ее и ласково погладил по щеке. –
И что ты ей ответила?
– Я соврала, будто у меня была связь с юношей-минотавром, и,
наверное, ребенок от него.
– Ты умничка, здорово придумала, – восхитился Акар. Если не
считать отсутствия крыльев, внешне минотавры действительно очень
походили на дейвов. – И она поверила тебе? Решила, что ребенок и
впрямь минотавр, смертный, не Высший, просто у него очень сильные
магические способности?
– Да, – кивнула Ксантина. – Да. Но я-то знаю, ребенок – твой.
Когда он появится на свет, все поймут – он самый настоящий Высший!
Он – дейв! И тогда мне конец! Боги расправятся со мной!
– Нет, любимая. Нет. Я не позволю… Я найду выход, придумаю, как
нам быть… – шептал Акар и губами собирал слезы с ее щек. И Ксантина
успокаивалась, глаза ее наполнялись верой…
…А потом они лежали рядом, и Ксантина спросила:
– Что же нам теперь делать, Акар?
4
Над безлюдным миром издевался ветер. Он проносился из конца в
конец огромного пустынного плато, свистел в извивах пещер, играл
выдранными с корнем кустами аланговых колючек и поднимал тучи
красноватой пыли, которая еще долго потом вихрилась в душном
раскаленном воздухе, пока следующий порыв ветра не уносил ее
прочь.
Ксантина лежала на тахте, раздвинув ноги, и слушала насмешливые
завывания ветра.
«Пора платить! Пора платить!» – пел ветер.
«Пора платить», – шептали ее губы.
– Может, сначала выпьешь вина? – глухо спросил Акар.
– Нет… Лучше сразу…
– Ну… тогда…
– Давай! – Она посмотрела на него сухими воспаленными глазами. –
Давай же!
Акар наклонился над ней. Его пальцы пробежали по ее животу, едва
касаясь бархатистой кожи, задержались на золотистом треугольничке
волос и скользнули внутрь. Он тут же убрал руку и отошел в сторону,
с отрешенным видом глядя на лежащую Богиню Весны.
А Ксантину начала бить дрожь. Вначале едва заметная, она
усилилась настолько, что затряслась тахта, глухо грохоча
деревянными ножками по каменному полу пещеры. Тело Богини
выгибалось в конвульсиях, глаза закатились, а на губах выступила
пена. Волшебный огонь, запущенный в ее лоно Акаром и призванный
уничтожить ненужное дитя, опалял ее невыносимой болью, безжалостно
выжигая внутренности.
Акар стоял, стиснув челюсти, и считал про себя: «…пятнадцать…
шестнадцать… семнадцать… двадцать один…» Досчитав до двадцати пяти,
он бросился к изнемогающей Богине и протянул к ней руку,
намереваясь погасить смертоносный огонь.