– Спасибо, – вторя сестре, с улыбкой ответил я. – Ты же
ослепительна как всегда.
Фелиция сделала чуть смущенный вид, но я знал, что это лишь
лукавство. Моя сестра прекрасно осознавала, насколько красива.
Потекла непринужденная беседа. Я осведомился, как идут дела у
родителей – не был у них уже больше месяца. Им принадлежал литейный
цех, и дела, судя по бойким ответам сестры, шли хорошо и гладко.
Осторожно поинтересовался делами самой Фелиции и ее супруга.
Фелиция никогда не затрагивала темы, которые могли бы стать
причиной нашей общей неловкости – так, она никогда не спрашивала,
откуда у меня, уехавшего из дома в пятнадцать лет, такие средства,
позволяющие вести безбедное существование. Едва вернувшись в
Ант-Лейк, я сочинил для нее историю, в которую поверить мог разве
что несмышленое дитя. И, конечно же, Фелиция не поверила – но и
расспрашивать меня не стала.
Жаль, но эта ложь во спасение единственной не была. Я заверил
Фелицию и родителей, сорвав с их губ облегченный вздох, что от
видений, мучивших меня в детстве, не осталось и следа. Что все те
необычные явления, что, как мне казалось, я видел, просто
испарились, перестали меня донимать. Я рассказывал им о дальних
странах, в которых я побывал, о тайных знаниях, что мне открылись.
О мудрых наставниках, которые открыли мне глаза на мои заблуждения.
Я сказал, что могу назваться «сыном Господним», вкладывая в эти
слова тот же смысл, что и любой другой человек на земле. Ведь все
мы – Его дети.
Я говорил это и чувствовал, как ложь колет мои губы.
Это было непросто. Но я осознал свои прошлые ошибки, и делал все
возможное, чтобы их не повторять. Так, я осознал, что люди всегда
боялись и будут бояться того, что кажется им противоестественным,
невозможным. И слова «магия», «дар» и, уж тем более, «каратель»
отныне стали звучать лишь в моей голове, будто запертые там на
огромный ржавый замок, ключ к которому подобрать уже
невозможно.
Да, я сожалел, что после исчезновения Орхидеи в моей жизни
больше не осталось людей, которым бы я мог открыться. Так было до
вчерашнего дня… но правда стала для Розали сильным потрясением. Я
боялся, что, открывшись ей, я проложил между нами пропасть – как
случилось это когда-то с моими приемными родителями.
Но я был к этому готов.
В тот час, когда ночь нарекла меня Ангелом смерти, когда я
принял свою роль и свое предназначение, я ступил на путь
одиночества.