И чего он последнее время заладил «держись, держись». Вот чем
мне держаться? Я ведь дух. И за что держаться-то! Я хотела его
спросить, но не успела.
Ба-ах!
Осколки разлетались пугающе медленно. Глаз лениво скользнул на
кровавую дорожку узора, и тот полыхнул ядовито-зеленым. Все во мне
разорвалось от боли…
– Держись, девочка. Держись! – донеслась до моего затуманенного
сознания приглушенная мольба.
А между тем глаз как кораблик поплыл по узору, оставляя после
себя пылающий след в моей душе. Я чувствовала себя грешником,
которого сжигают на медленном огне, но ни пошевелиться, ни
закричать не могла. И по мере того, как глаз все ближе подбирался к
кукле, становилось лишь хуже. Я пылала. Я плавилась. Я растекалась
огненной рекой, которая пожирала саму себя. И сквозь черные клубы
дыма так соблазнительно прохладно взирало на меня бескрайнее небо.
Оставалось только оторваться от земли, взмахнуть крылами и…
– Лира, нет… Терпи… – сквозь треск пламени голос звучал слабо,
но я ухватилась за него, как утопающий за соломинку. – Еще немного,
девочка. Еще чуть-чуть…
Треск и скрежет. Ослепительно белая молния пронзила меня
насквозь. Затем колючей иглой ворвалась вторая и третья… Что
чувствует ежик, если его вывернуть наизнанку? Теперь я знала
это.
– Я не могу больше, – похоже, это кричала я. Или нет?
Три голоса слились в один вопль. И все оборвалось в блаженной
вспышке света…
– Лира, ты как? – встревоженный голос Риана заставил меня
очнуться.
Я чихнула, чтобы выбить из носа остатки смрада. Остатки, потому
что мы уже покинули кабинет и быстро спускались вниз по лестнице.
Сверху доносились крики, ругань, топот ног.
– Вроде нормально. Что там за шум?
– Пожар тушат, – устало сообщил Риан, а потом усмехнулся. – Ваша
матушка настоятельница будет крайне недовольна состоянием вверенных
канцлеру помещений.
Мне снилось небольшое лесное озеро с живописным водопадом.
Искристый поток с веселым шумом падал в прозрачные воды с увитой
вьюнками скалы. От этого озерная поверхность колыхалась, а вместе с
ней качались белоснежные кувшинки и звезды – миллиарды звезд. Ночь
была ясной, а небо безоблачное и чужое. Вместо Трех Сестриц
небосвод перечеркивала широкая дорога млечного пути, а некоторые
звезды достигали размеров грекорского ореха.
– Давай, красавица, не бойся, – прошептал ветерок.