Солнечные лучи уже успели нагреть адмиральскую каюту. Несмотря
на открытые окна, лёгкий бриз не приносил прохлады, а лишь наполнял
тяжёлый влажный воздух запахом соли и водорослей. Едва слышимый
плеск воды, встречавшейся с кормой «Победоносца», заглушался
резкими, похожими на неистовый хохот, голосами чаек.
Анри подошёл к расположенному пред окнами громоздкому
двухтумбовому столу из красного дерева, доставшемуся ему вместе с
«Победоносцем», и сел на обтянутый чёрной кожей стул из канадского
клёна, помнивший зад английского капитана. Стул был удобный и не
лишённый строгой красоты, а Анри ценил красоту вещей не меньше, чем
их полезность. Потому и заменил старый английский письменный прибор
на купленный в Гаване изящный серебряный, прекрасно вписавшийся в
тёмно-зелёное сукно стола.
Вытащив из большого выдвижного ящика два листа добротной бумаги,
прислушался. Через перегородку пробился громкий возмущённый голос
Фернандо. Тяжело вздохнув, Анри отложил листы, встал и направился в
ратс-камеру.
Прежде всего в глаза бросилась огромная фигура бригадьера,
державшего за грудки Рафаэля. Слуга был бледен, но, судя по
упрямому покачиванию головы, непреклонен. Услышав скрип двери, оба
повернули головы в её сторону. Увидев Анри, Фернандо отпустил
слугу, и тот тут же, выпрямившись, как струна, застыл в позе
ожидания.
На немой вопрос Эль Альмиранте ответил бригадьер:
— Ну и порядки у тебя тут! – громогласно возмутился он. — Этот
охламон отказался налить мне вина! – Фернандо гневно ткнул
указательным пальцем в сторону неподвижного Рафаэля, не глядя на
него.
— На «Победоносце» только я решаю, что, когда и кому можно
подавать. Ты уже забыл это? – Анри мельком глянул на следившего за
каждым его движением слугу и дал знак рукой.
Рафаэль поклонился и пошёл к витрине. Фернандо взглядом
проследил за перемещениями слуги и повернулся к Анри:
— Нет, конечно, не забыл, но я думал, что теперь для меня есть
исключение.
— Ты ошибся. Но раз ты так думал, то, пожалуй, мне придётся
наведаться на «Альбатрос» с инспекцией, – в спокойном голосе Анри
засквозила печаль: он знал о пристрастии друга к горячительным
напиткам, но помнил и то, что, вступив на корабль, бригадьер умел
оставить за бортом все свои вредные привычки.
— Да ладно, Анри, ты же не думаешь, что я там распустился сам и
позволяю напиваться команде?