Да, после Кунг-Фуд принёс бы ему серьги. И кольцо тоже — Кот
Нуар и так был под контролем акумы. Но разве это изменило бы смерть
девушки? Она выглядела так молодо… Синхронизация с Нууру не делала
Габриэля моложе, если так подумать. Значит, Ледибаг сколько?
Двадцать, тридцать? Вряд ли больше.
— Какие планы на сегодня?
— Я перенесла все встречи, — сразу же откликнулась Натали. —
День свободен.
— У Адриана?
— Тоже. Он спросил, может ли привести друга. Я разрешила.
Габриэль кивнул. Вытащив брошь Нууру, он небрежно кинул её на
подоконник. Натали следила за действиями мужчины спокойно, ничем не
выказывая своего удивления или неодобрения.
— Что за друг?
— Маринетт Дюпэн-Чэн.
Услышав имя, он скривился. Ещё одна головная боль. Габриэль
помнил её досье: ничем не выразительная девушка с небольшими
способностями к сочинительству. Раньше пыталась шить, безуспешно.
Адриан несколько раз покупал ей слишком дорогие подарки и, кажется,
имеет виды на неё.
На китаянку, подумать только!
— Я хочу побыть один.
— Как скажете.
Милая, верная Натали… она была ему дорога. Не дороже Эмили, но…
возможно, в другой жизни, в другом мире, при других
обстоятельствах…
***
Душ немного привёл Габриэля в себя, но вот еда не лезла, как
Агрест ни старался. Несчастная чашка кофе просилась обратно, хотя
мужчина её даже не допил. Желудок сжимался, едва Габриэль видел
голубой цвет.
Это было… ненормально. И очень глупо. Он модельер, он не может
игнорировать ни один из цветов!
Брошь Нууру так и осталась на подоконнике. Несколько раз
Габриэль подходил к ней, вертел в пальцах, рассматривал прозрачный
фиолетовый камешек. Он был гладким и чистым, как стёклышко. Даже не
поверишь, что в нём заключена такая сила.
Через час распогодилось.
Небо стало голубым, как глаза Ледибаг. Которую он едва не
убил.
Трава — зелёной, как глаза Эмили. Которая уже была мертва.
Покойница следила за действиями живого мужа с полотен,
выглядывала из рамок фотографий, напоминала о себе воспоминаниями и
фантомным смехом.
«Ну что ты, Габи? Всё же
хорошо!»
Габриэлю казалось, что он сходит с ума, а весь мир играет против
его разума.
***
Более или менее в себя он пришёл только под вечер. Время ужина
давно прошло, и Адриан наверняка опять ел в одиночестве.
Одобрила бы это Эмили? Он точно знал, что нет. Будь она жива, то
ни за что бы не допустила, чтобы Адриан оставался один. Она
считала, что ужин — семейный приём пищи, и пропускать его
нельзя.