Подошёл к жертве поближе, присмотрелся: бедновата нажива. Ни колечек, ни серёжек даже в отдалённом будущем не намечается, пальтецо, на что ни на есть рыбьем меху, разве что беретик модненький, да за два рубля кому мараться хочется? А отпустить – здрасьте вам, чего это ради? Не дай, бог, профессионализм потеряешь.
Ну, остается одно, весьма и весьма нескромное желание, с чем наш «фонарный столб» и пристал к милой даме, намереваясь осуществить таковое желание в ближайшем же сугробе: а где ещё прикажете тоску молодецкую зеку утолить? Ни кола у него, ни двора, негде ни выпить, ни бабу «на рыбьем меху» соблазнить.
Дамочка наша и вовсе обмерла от такого предложеньица, (господи, и дом-то совсем рядом, за углом, жалко сдохнуть так-то). Набралась смелости, повела разговоры со страху:
– Зачем же в сугробе-то, и холодно, и непривычно что то при минус 40 вашу жажду утолять, пойдёмте лучше ко мне домой, я тут рядом живу, за углом, вот мои окна на третьем этаже. Там хоть тепло…
А сугробник ей:
– Идем, паскуда. Но, если кто дома есть, убью всех.
– Да нет, – лепечет жертва, – живу я одна, мужа с год как похоронила…
Идут, ведут этакие светские беседы. Со стороны, ну, чисто пара нежная домой плетётся, наработавшись вдосталь.
Вот только ножичек в спину адреналинчик «паскуде» щекочет.
Добрались.
Щёлкнул замок, пахнуло теплом да уютом.
«Паскуда» возьми да и осмелей (о! дома-то и стены помогают):
– Может, разденетесь, чайку горячего, да и щец отведаете? Вчера варила… Да и водичка горячая завсегда у нас… Можно и попариться…
«Столб» для порядку рявкнул:
– Я тебе такую баньку кровавую устрою, милиция год отмывать будет!
Прошёлся по квартире. Вроде никого нет, телефон тоже отсутствует. Отобрал у хозяйки ключи, и пошёл в ванную.
Да и то говорить, какой русский от бани откажется! А откажется, значит, не русский, а так, крови жидковатенькой будет. А тут после мороза, да стылой зэковской жизни как в ванную под кипяточек не кинуться! Да и хозяйка бельишко мужнее подкинула чистенькое, хоть и старенькое, уютом пахнет. А не карболкой да хлоркой фельдшерской. А тут и мыло земляничное душистое, (шампунями тогда только торгаши да партийцы баловались, да начальство военторговское), и полотенце пушистое, и тапочки!!! Не кирзачи с портянками вонючими, а тапочки.
Намылся «столб», аж паром от него валит, выходит из ванны. А в ноздри бьёт запах: ей-ей, не наврала, паскуда, щами пахнет, домашними, что с сухариком да под водочку идут. Аж крякнул, то ли от восторга, то ли от смущения.