– Папа, я хотел тебе представить Марину Кирилловну. Она мечтала с тобой познакомится. – несколько театрально объявляет Даня. Его прежняя невозмутимость куда-то исчезает. Я же просто немею. И, есть от чего. На меня из-под кустистых бровей Ивана Павловича, вдруг пытливо взглядывают глаза, карие, круглые – точно, как у Пэра.
– Здравствуйте! Я так много о Вас слышала. Слышала о Вашей удивительной жизни, о Ваших книгах. И рада, очень рада Вас видеть.
Достойно восхищения, что я могу лихо сложить и протараторить эти вежливые фразы. Вроде бы формальные, но абсолютно правдивые!
– Марина Кирилловна назвалась нашей родственницей, но я так и не понял с какой стороны. – добавляет Даниил.
– Очень приятно, Марина Кирилловна, и очень интересно. – внимательно приглядываясь ко мне, говорит прадедушка. – Но к чему же стоять у дверей? Давайте пройдем в комнаты и познакомимся.
В это момент раздается настойчивый звонок у входной двери, и Даня торопливо идет, чтобы открыть. Пришла «вшивая» комиссия от домоуправления для обследования квартиры на предмет заражения. В городе участились случаи заболевания тифом. Со страхом, ежусь я от такого известия. Даня предлагает мне подождать в его комнате, извинившись. Комиссия требует участия в санитарной проверке ответственного квартиросъемщика Ивана Павловича Ювачева, а также присутствия взрослых «насельников» квартиры, как она выражается.
В комнате у Дани, глядя на недопитый чай в стаканах, я решаю, что же мне дальше делать. Скатерть на столе лежит неровно, сбившись на бок, под ней бумага. Я оглядываюсь в поисках карандаша или ручки. Нахожу на подоконнике несколько толстых цветных карандашей, синий мне кажется не такой тупой, как прочие. Решаю написать Дане послание, предупреждение из будущего. Если можно его вообще спасти, оно спасет. Но нужно написать самое – самое главное. Торопясь и сильно нажимая на карандаш, пишу:
«Даня! Нужно беречь отца. В мае 1940 года Иван Павлович при бритье порежется, не знаю родинку или просто кожу лица. Не знаю, как, но надо сделать все, чтобы этого не случилось. Уговори отца протирать лицо спиртом, водкой, одеколоном, спиртовой настойкой. Пусть вовсе не бреется, наконец! Иначе – заражение. От него не спастись. Лекарство от сепсиса появится только после войны.
Теперь о войне. Она будет страшная, ее потом назовут Великая отечественная. Я знаю, что ты боишься войны, а после смерти Ивана Павловича, совсем потеряешь способность сопротивляться, бороться с трудностями. Война с Германией начнется 22 июня 1941 года. Ленинград окажется уже в сентябре в блокаде. Эту блокаду тебе Даня не пережить. Нужно не пугаться и паниковать, а сделать все, чтобы спастись. Нужно успеть уехать до лета 1941 года. Даня! Я прошу, умоляю, требую, потому что имею на это право – уехать тебе и твоим родным. Ты мужчина, ты должен быть сильным, и главное – ты МОЖЕШЬ спасти своих близких. Нельзя надеяться только на чудо. Хотя чудо тебе уже дано. Мы встретились, через время!»