В поисках Хармса - страница 19
Почему-то, у меня возникает ощущение близкой опасности. Нужно торопиться. Многое еще хотелось бы сказать, а еще больше спросить у своих родных. Однако, тревога во мне нарастает. Громкие голоса членов комиссии слышны все ближе, их перекрывает густой бас Даниила., который их в чем-то убеждает. А вдруг, у меня спросят документы, пугаюсь я. Все-таки 1936 год! Я, торопясь, роюсь в своей сумке. Надо же, и сумка у меня из 2017 года. Чудеса! Только, что в ней проку? Расческа, ключ от квартиры, от учительской, мобильник (очень он здесь нужен!), кошелек с банковской карточкой и деньгами страны, которой еще нет. А что, если оставить рядом с письмом несколько монет? Даня не может не обратить внимание, не может не задуматься, не может не поверить. И я высыпаю монеты из кошелька прямо на свое письмо.
Я выскальзываю из комнаты Даниила, в темной передней, лампочка в розовом плафоне-тюльпане не горит. Пытаюсь одеться в темноте и втыкаюсь прямо в грудь Дани. Он стоит рядом —
– Уже уходите? – почему-то шепчет он. – А я Вас по духам почувствовал. Удивительно приятные у Вас духи. Необычные. Это, верно, «Коти»?
– Это «Хлоя», Вы таких не знаете. Наверное, шарф, тот, что в духе Малевича, пахнет духами. Я привыкла и не чувствую. А почему Вы шепчете? – тихо спросила я.
– А почему Вы уходите, как будто убегаете? Из-за этой дурацкой комиссии, или Вас напугал мой отец? Странно, мне жаль Вас отпускать. —а у Дани завораживающий голос. Для меня так важен красивый голос у мужчины.
– Мне нужно идти. Действительно нужно. – я все больше нервничаю.
– И даже не попрощаетесь, родственница? – с укором произносит Даня.
– Я написала, там в комнате, на столе, Ты должен понять. Я прошу, прочти, это очень важно. А прощаться? Да нам нужно именно попрощаться. Можно, я тебя поцелую? – решительно говорю я.
Даня, опешив от внезапного «ты», послушно наклоняется ко мне. Я же, привстав на цыпочки, целую его в лоб.
– Как мама! – растерянно произносит Даниил.
– Да, да! Как мама. И Киру маленького, поцелуй от меня! – выдохнула я и в ту же минуту была уже на лестнице.
Маленький Кира
А еще через минуту, на улице. Кажется, я избежала большой опасности, потому что, сразу успокаиваюсь. Значит, сделала все как надо? Надеюсь, что так. На улице подмораживает. Хорошо, что я тепло одета и не голодна. Но куда же теперь идти? Конечно, я могу пересидеть в церкви, там документы не спрашивают, не холодно, да и людей много, можно спрятаться. Лучше идти в Преображенский собор, он рядом и его в «пятилетку безбожников» не закрыли. Как изменился город… Воздух другой. Машинной вони нет, это правда, но дымят печные трубы, сильно пахнет канализацией из подвалов и, что странно, лошадьми. Вернее, продуктами жизнедеятельности лошадей, то есть навозом. И звуки города совсем другие, непривычные. Резкий, какой-то квакающий, гудок автомобиля на Невском проспекте, дребезжание трамваев на Литейном проспекте, грохот телег с дровами и назойливый стук жестяных вывесок на ветру на улице Маяковского. Дома выглядят облупившимися, во дворах видны целые стены из дров. Каких-то домов нет на привычном месте. Вместо них другие, с подвальными лавками, откуда несет гнилой картошкой и кислой капустой. Как странно одеты люди? Я удивлялась моде 70-х годов, но здесь о моде говорить не приходится. Бедность ужасная. Боюсь, что я в своей шубе выгляжу очень подозрительно, как иностранная шпионка. На меня оглядываются и смотрят неодобрительно. Я стараюсь ни с кем не встречаться глазами, не привлекать внимания. Опустив голову, прячу лицо в шарф и почти бегу в сторону Кирочной улицы.