Облокотившись на стол, он улыбнулся. «Все требуют цифр. Трудно сказать, но возможно, семьдесят к тридцати или шестьдесят к сорока».
И снова до меня донесся собственный голос: «Вы хотите сказать, что вероятность рака в моем случае – семьдесят или шестьдесят процентов? Именно это Вы имели в виду?»
Мои слова, как показалось, несколько смутили его. «Послушайте, … цифры – это всего лишь цифры. Их требуют от вас, и вы их называете. Но разве можно гаран-тировать их достоверность, пока… с другой стороны…». Он замолчал и поднялся. Следом поднялся Артур. Я тоже встала. И тут ноги у меня подкосились.
Это не был обморок в прямом смысле слова. Сознание я не потеряла, не упала и не ударилась. Кабинет был таким тесным, что стоявший рядом Артур успел подхватить меня. В комнате был небольшой диванчик, и я особенно отчетливо помню, как он укладывал меня на него. Ноги не помещались, и, как мокрое полотенце, он перекинул их через подлокотник. «Сейчас, сейчас все пройдет», – попыталась я их заверить. Но едва ли мои слова могли хоть кого-то убедить, потому что тут же противно, громко, со всхлипываниями я разрыдалась… Стараясь сдержаться, я изо всех сил, точно чужое, сжала лицо руками. Внезапно под пальцами на щеке ощутила что-то странное. Искусственная ресница. Сунула ее в карман, где и обнаружила – скрутившуюся с налипшим сором – три месяца спустя.
Увидев, как я падаю, Зингерман тут же покинул кабинет. Откуда-то из внутренних комнат донесся его возмущенный голос. «Никогда не знаешь, чем все это кончится. Ее врач убеждал меня – можешь говорить с ней профессионально.… Все требуют от тебя правды… и вот вам, пожалуйста, смотрите, во что это выливается». Я убрала руки с лица. «…Очень расстроилась…» – голос Артура. «Думаю, не менее шестидесяти процентов…» – снова Зингерман.
Приподнявшись, я встала. На столе лежала пачка салфеток. Вытянув одну, тщательно протерла лицо. Вернулся Артур. «Все в порядке», – почему-то шепотом произнесла я. Он обнял меня и, ступая, как пожилая пара, мы медленно покинули кабинет. В приемной, кроме сестры и Зингермана, никого не было. Пожалуй, он был смущен не меньше меня. «Извините… – по-прежнему едва слышно стала оправдываться я, – Сейчас уже все в порядке».
– Боже! – пробормотала я, когда мы оказались на свежем воздухе. – Сколько же раз в неделю ему приходится присутствовать при таких сценах? Артур покачал головой и, остановившись, закурил новую сигарету. Спичка в его руке дрожала.