И вот теперь я сидел на опушке, откуда был виден лесной тракт. Два моих коня копотливо щипали траву, а я ждал, карауля каждый предрассветный звук. Вот сонно ухнул филин. Вот воскликнул, пробудившись, жаворонок. Его поддержал соловей. Чу! Топот копыт!.. Спустя мгновение увидел мчавшихся во весь опор двух всадниц. Развевались хвосты и гривы лошадей, простирались по ветру чёрные мантии. Инокини скрылись в лесной чаще. Едва ли не сразу же донёсся скрип колес, а вскоре и показался знакомый возок, запряженный парой гнедых: великая княгиня не замедлила выступить в дорогу. Я думал, что инокини вернутся, поравняются с возком, великая княгиня ринется им навстречу с самоотверженностью птахи, уводящей хищников от своего гнезда, а они объяснят, что будут охранять её.
Я вскочил, жадно вглядываясь в перепутье, на котором вот-вот произойдет замышленная встреча. Возможно, я даже успею подойти и проститься? Я стоял, сбивчиво молясь то о благоприятном путешествии рабы Божией Евдокии с чадами, то о спасении собственной души, ввергнутой в пучину страстей доселе мною неведомых.
Но где же инокини? Почему не подождали княгиню, а ускакали вперёд? И где еще две, ведь в путь собирались четверо? Неужели сбились с дороги? Разминулись? Опоздали? Скрип колес растаял в утренней полусонной тиши… И только тогда я услышал топот, а спустя мгновение увидел ещё двух инокинь. Все четверо оберегали великую княгиню с чадами, но тайнообразно..
Я сел, где стоял. Евдокия больше не нуждалась в моей помощи. Можно было возвращаться. Бросив поводья, я безучастно держался в седле, а мой внутренний хронограф отсчитывал: вот миновали Ростов, вот оставили позади Ярославль, вот переправились через Волгу…
На третий день я вернулся в обитель. Киприан выслушал мой путевой отчет, дотошно уточнив, какой дорогой проводили великую княгиню инокини. «Поехали не прямицами, а околицами, опасаясь и таясь». Митрополит, успокоенный, ушел, а Епифаний спросил: «Больно?» Я кивнул прежде, чем до меня дошёл смысл вопроса. «Ты о чём это?» – решил я запоздало разыграть неведение. «Да ладно тебе, – махнул он рукой, – душа любящего в теле любимого человека». Я вскочил, чтобы уйти, ещё не зная, что через минуту вынужден буду оставить все свои личные коллизии.
«Понимаешь, – кашлянул в кулак Епифаний, – владыка Евфимий не в ладу с вашим князем Михаилом Александровичем. А вот Киприан с ним в давней дружбе, да только показывать это сейчас не с руки, потому что ваш князь – лютый враг московского князя. И без того уж выходит, что Киприан не куда-нибудь сбежал, а в Тверь, непримиримую обидчицу Москвы». – «Ну а я-то что?» – «Ты тутошний, многих знаешь, – снова кашлянул Епифаний. – Как встречу устроить? Ты мне хоть намекни, на какого нужного человека выйти, чтобы тот, не болтая, довёл до сведения вашего князя, что митрополит его видеть хочет. Выручил раз, выручи, брат, и другой…»