— Ты, осел чесоточный, вообще понимаешь, на что тебя толкает
твой босс? По колониальным законам, если разумного без его ведома и
против его воли принуждают к выплатам или трудовой повинности,
насильно обязуют пользоваться оговоренными услугами без
предоставления имеющейся альтернативы, то такие действия
приравниваются к рабовладению. А это до пятидесяти лет каторжных
работ. Ни в одном из документов вашей организации нет моей подписи.
Если профсоюз не пойдет на попятную, не согласится с моими
условиями и не выплатит мне компенсацию, я буду настаивать на
масштабной проверке законности привлечения других членов профсоюза.
Я готов устроить эту проверку за свой счет. И что-то мне
подсказывает — результат проверки будет очень интересным. Так что
поторопись, исчезни с горизонта и не порть мне аппетит.
Устроить проверку я все равно планировал. Пусть это и обойдется
мне в круглую сумму, в последнее время это не имело особого
значения. Суд был назначен на полдень следующего дня. Из поселка я
никуда не уезжал, все время торчал под камерами то у шерифа, то у
Висла, то у Баса. Мне было чем заняться. Тронуть меня боевики не
рискнули. Авторитетные и опытные искатели, торговцы, все в один
голос рекомендовали со мной не связываться. Напоминая бугаям, как
их бывший секретарь давился контрактами всухомятку под дулом
пистолета на виду у всех. Та же участь теперь ждала председателя
профсоюза, но на этот раз жрать контракт он будет с горчицей.
Суд не был фарсом или спектаклем. Мой адвокат присутствовал в
зале суда посредством гиперсвязи, опять же за мой счет.
Разбирательство велось четко и по делу. В империи, если уж дело
дошло до суда, никакие спектакли не допускались. Место для
фальсификации имелось, была возможность покопаться в цифровых
данных или уничтожить улики, но это в уголовных или серьезных
правонарушениях, где следствие велось не один месяц и все данные и
улики проверялись тщательно, во избежание ошибки. Тут же был
обычный гражданский иск, который уже сам судья квалифицировал как
принуждение к рабскому труду. Проверку профсоюза на законность
действий тоже инициировал он, с моей подсказкой. Судья лишь
спросил, согласен ли я финансировать подобного рода проверку. Еще
бы я упирался, я сам заварил всю эту кашу. И если в результате
проверки выяснится, что действия профсоюза вышли за рамки правового
поля, мне вернут все потраченное в двойном размере, повысят
гражданский рейтинг, а профсоюз расформируют к чертовой бабушке.
Судье и шерифу этот профсоюз давно глаза мозолил, но зацепить не
могли, иски никто не подавал, боялись. Мой юрист имел имперскую
лицензию, поэтому тоже играл на стороне закона, собственно, как это
и должно было быть. Он просто делал свою работу. А тут еще и выборы
на носу, а судья и шериф в одной команде. Я невольно тоже влился в
эту команду, но мне все равно. Давно я не следил за событиями в
Северной банке. Сейчас, благодаря новой программе министерства по
делам колоний, население поселка приближается к шести тысячам, а
всего в городском реестре числится восемнадцать тысяч вольных
поселенцев. Я считался главой поискового отряда, в состав которого
входило сорок четыре машины разного класса, включая мой мотоцикл. Я
считался самым крупным землевладельцем на континенте. Никто кроме
меня не имел в собственности такого количества земли, и я докупал
еще. Я считался почетным сельхозпроизводителем, потому что Северная
банка на пятьдесят процентов снабжалась продуктами производства
моей фермы. Также ко мне обращались за помощью и по другим
вопросам. Кроме городской клиники, где стояла медицинская капсула
шестого поколения, я был единственным, у кого в частной
собственности была капсула восьмого. Полноценные клиники были у
корпорантов, но их услуги были не дешевыми, да и лететь на другой
континент тоже не бесплатное удовольствие. Среди аграфов были очень
высокоранговые специалисты в области инженерии, геологии, финансах
и военном деле. В целом и кланы аграфов, дворфов и я были некой
альтернативной силой, которая очень лояльно относилась к имперской
администрации. Так что с нами не ссорились, порой прикрывали глаза
на наши мелкие шалости, вроде контрабанды, и всячески пытались
поддерживать хорошие отношения.