Девушка поднялась, прислонившись стеной к стене, и подтянула
ноги к подбородку, чтобы хоть как-то согреться. Всё тело продрогло.
Зачарованная ткань, что когда-то согревала в любую погоду, сейчас
зияла прорехами, не в силах справиться с морозом. Волшебница слегка
поморщилась, коснувшись рукой живота. Тело мёрзло постоянно — что
слегка пугало, вместе с накатывавшей сонливостью. Казалось, что оно
исчерпало все ресурсы. Устало бороться с холодом, что грозил
оставить в этой самой камерой окончательно закоченевший труп, что
потом будет поднят в качестве ещё одного безмолвного слуги Короля
Лича. А магия, что делала любой холод нипочем, сейчас её
покинула.
Мысли путались. Сколько она уже здесь? Счёт дням Джайна потеряла
с тех самых пор, как осталась прикрывать отступление отряда из
Залов Отражений, стараясь задержать бросившегося в погоню
Повелителя Плети как можно дольше — пока разведчики не
эвакуируются. И сама тогда — почти успела. Почти.
Джайна мотнула головой. Жалеть себя она не будет, нет. И плакать
по себе не станет. Орда, Альянс и Пепельный Союз получили послание
заточённого в проклятом клинке Утера. Они предупреждены об
опасности и том, что с возможным поражением врага Азерота всё, быть
может, будет не так просто. Значит, её поступок не был напрасным.
Они предупреждены, друзья справятся. Пусть спасти её, скорее всего,
уже не успеют.
Нет, о своем самопожертвовании чародейка не жалела… но она
жалела о другом. О той, самой первой ошибке, что, в конечном итоге,
отчасти привела к нынешнему результату. Если бы она знала тогда, в
решающий момент, чем это может кончиться. Если бы сделала иной
выбор. Не уходить, не уходить тогда, в Стратхольме, не уходить
прочь, не оставлять Артаса. Не позволить её принцу отправиться в
Нортренд. Не дать поднять проклятый клинок, не позволить произойти
всему, что произошло…
Джайна посмотрела на свои руки, скованные саронитовыми оковами,
и подула на искалеченные, сломанные пальцы, стараясь хоть немного
согреть их. Колдовать она больше не сможет — колдунья отчётливо
видела, как кончики нещадно болевших пальцев начали потихоньку
чернеть, отмирая. Её тюремщики были настоящими мастерами, своего
дела. Они умели ломать, превращая когда-то живых разумных
в бледное подобие самих себя. В жалкую оболочку, которая не удержит
душу, что их повелитель спокойно сможет забрать в свою власть.