Приезжаю на работу я не в офис, а к Роме… Роману Игоревичу
(да, теперь только так, даже наедине, строгая субординация, черт бы ее побрал!).
Прохожу по вымощенной мозаикой дорожке вглубь пышного зеленого сада, мимо
кустов роз, источающих сладкий аромат, прямо к крыльцу большого двухэтажного
дома. Вымощенный черным камнем, с широкими и высокими окнами, он поражает
своими размерами. Я точно знаю, что где-то на заднем дворе есть еще и бассейн,
в котором Рома периодически купается.
Этот дом так отличается от той квартиры… В который раз
приходит мысль о том, что я могла быть всему этому хозяйкой, но выбрала свой
путь. Не пошла простым путем, а решилась идти сложным. И, несмотря на ощущение
смутных сожалений, все же горда тем, что иду по нему, не сворачивая.
Достаю из сумки черную матовую карточку и провожу ей по
датчику, встроенному в дверь. С тихими пиликаньем та щелкает, открываясь. Не
теряя времени, прохожу внутрь, не оглядываясь по сторонам, потому что уже
успела понять: если опоздаю – не сносить мне головы.
Прохожу в кабинет, расположенный на первом этаже. Роман
Игоревич уже здесь, сидит за овальным столом, уткнувшись в ноутбук, волосы
влажные после душа, одет в простую белую футболку, которая плотно облегает его
сильные плечи и грудь.
Глядя на него, внезапно испытываю приступ удушья. И нет, это
не астма, с которой я вот уже который год вынуждена мириться, это мои чувства к
нему – никуда не пропали, будь они прокляты.
Мне тяжело называть и воспринимать его Романом Игоревичем.
Только недавно он был Аверьяновым, Ромой, иногда Романом, а порой мысленно я
называла его козлом. Флиртовала с ним, обнималась, целовалась и даже занималась
любовью. А потом отказала ему – и вот она, пропасть, которую я сейчас чувствую,
и которая мне не нравится несмотря на то, что не так давно я разорвала с этим
человеком все отношения. Не по своей воле, да, но тем не менее. Да, вот такое
наше сердце женское, непонятное порой даже нам самим. Кто его знает, чего оно
захочет в эту минуту?..
- Вы пришли, - не вопрос, а утверждение, наверняка он видел
меня из окна.
«Вы» - невольно морщусь, все никак не могу привыкнуть к
этому новому обращению. Больше нет никаких унизительных «дорогуш», есть лишь
«Адель Александровна» и чертова субординация, которая за несколько недель
работы уже набила оскомину.