– Обыщите его. – Голос над
ухом оказался холодным и бесцветным.
Жандармы засуетились, капрал,
поколебавшись, опустил револьвер.
– Потянешься за ингениумом,
вскрою глотку, – пообещал незнакомец.
Я скосил глаза, но не увидел его. Он
стоял прямо за мной.
«Стук» из наплечной кобуры, складной
нож с деревянной рукояткой, кошелек, деньги, запасная обойма.
Бумаги, которые находились во внутреннем кармане жилета –
использованный билет первого класса на «Барнса Уоллеса»
и погашенный чек Хенстриджа, – они не заметили.
– Вроде все, – сказал
капрал.
– Так не спи, сержант.
Я увидел, как жандарм взял из пенала
шприц с ампулой, которую я вложил туда еще в Хервингемме.
– Эй! – было запротестовал
я, но острая сталь тут же разрезала мне кожу, и я заткнулся.
– А если он не из этих? Такая
штука многих нормальных может убить, – колебался сержант.
– А если он из тех, то может
убить тебя. Что важнее? Твоя жизнь или его? – спросил
голос.
Человеколюбие. Нежелание расхлебывать
последствия гибели людей, которые всего лишь выполняли свою работу.
Кажется, из меня весь этот бред правильных поступков невозможно
выбить даже кузнечным молотом.
Действовать следовало сразу.
Оставалось мысленно чертыхаться,
когда сержант, не собираясь искать вену, всадил мне иглу прямо в
плечо и надавил на поршень.
Ненавижу «Якорь». Ненавижу это
мерзкое ощущение беспомощности, пустоты и апатии. Словно перед
тобой открылась безрадостная дорога в ад.
Представляете, что такое, когда мир
теряет краски? На них будто направили струю воды, размыли и
оставили лишь серый цвет. Как у старого осиного гнезда. Тусклый,
мертвый, заброшенный. Звуки стали глуше, запахи исчезли.
Голова налилась свинцом.
Многих «Якорь» дезориентирует.
Некоторые теряют всяческое представление о времени, о том, где они
находятся и даже как их зовут. Кое‑кто вообще становится столь же
интеллектуален, как перезрелый баклажан. Я же с периодичной
регулярностью пользуюсь этой «чудесной» штукой, блокирующей
ингениум и уничтожающей разыгрывающихся предвестников.
Много лет, если быть точным.
Так что прекрасно понимал, кто я, что
я, где я и отчего ситуация хуже не придумаешь.
Нож наконец‑то оставил мое горло в
покое, и незнакомец вышел вперед.
На нем был маскировочный плащ и
полумаска с коротким птичьим клювом. Если бы я был способен сейчас
различать вкусы, то мог бы сказать, что глаза у него вкуса
огненного конфедератского перца.