Когда я уединяюсь в импровизированной спальне из четырех голых стен, куда я притащил надувной матрас и откуда выбросил весь мусор, мысли снова возвращаются к подружке Марата. Я не могу забыть отчаяние в ее взгляде, мелькнувшее на короткий миг. Очень надеюсь, что ошибся и распознал неправильно, потому что оно показалось мне слишком похожим на мое личное – чувство тотальной ненужности, чувство породистой дворняжки, которая не может прижиться ни в одном из миров. И если так, то девчонке я не завидую.
Спустя полчаса я все еще не смыкаю глаз. Система в башке запускает мыслительные процессы по полной, будто издевается. И опять причинно-следственные связи сводят меня с ума. Я ненавижу быть один – приходится слишком много думать.
Ненавижу быть один, ненавижу тишину, которая разъедает мозг. Я всегда где-то и с кем-то, только бы отогнать подальше парализующий страх, что так и норовит сомкнуть когтистые лапы на моем горле. Потому что, когда я один, ко мне всегда приходит она – мысли о ней, образы. Я до сих пор слышу ее голос!
Благодаря мозгоправу, который несколько раз в неделю копается у меня в голове, панические атаки случаются все реже. Но иногда я, как раньше, слетаю с катушек. Без шуток, кстати, предрекаю, повторный эпизод и уже скоро: в последнее время кошмары заметно участились. И в каждом из них я убиваю свою мать.
Бред, – говорит отец.
Да все твердят хором. Доказывают, что в произошедшем нет моей вины, что это был несчастный случай, но меня никто не переубедит: у истоков трагедии стою я – и точка.
Поэтому мне нравится работа в «Юности», поэтому я за нее так держусь, несмотря на то что с Каримом отношения у нас не заладились с самого начала. Здесь я каждую ночь с головой погружаюсь в кипящую жизнь, а днем отсыпаюсь — и это лучший для меня вариант.
Но сегодня в баре, как на грех, тишь да гладь. Я выхожу разведать обстановку, и меня чертовски бесит, что все так спокойно. Хоть бы кто подрался, а я бы помог Малику, размял кулаки, но нет же – царит атмосфера дружбы и жвачки, чтоб ее. Я недолго в таком ритме выдерживаю и сразу после полуночи удаляюсь под громкие завывания Коржа об «эндорфинах» за своей дозой «окситоцина»*.
Диана ждет перед входом. Ее «цешке» класть на таблички «въезд запрещен» – они погребены под колесами. Завтра парни получат указание поставить здесь новые ограждения, а пока я с облегчением выдыхаю и прыгаю в тачку, где приторно пахнет. Ди всегда как карамель. Я терпеть не могу сладкое, но мы находим компромисс.