Если пища мертва, то ее неприступны останки,
тронешь сэндвич холодный глазами – и ты уже сыт,
в перерезанном горле безжизненной белой буханки,
словно твердая кровь, застревает полоска сухой колбасы.
Узкогорлая ваза, в которой задушены тихо
побеги восторга,
пересеянной влагой давно подавила восстанье слюны,
чтобы ты холодел у витрин продуктового морга,
подбирая покойника с яркою биркой цены.
Если эти хлеба рождены не божественным жестом,
и элитные вина не взмах над пустыней пролил,
то тебе не уйти от суфлера сферической жести,
от нелетного времени с тяжестью свинченных крыл.
Какую же цель может преследовать автор, обремененный «тяжестью свинченных крыл», если большую часть творческого потенциала пожирает непроглядная утилитарность профессиональной деятельности? Что, помимо привычки, может стоять за многолетней потребностью писать стихи? Не часто, от случая к случаю. Теряя свои позиции в общем художественном производстве, но сохраняя при этом ностальгию и потребность участия в таковом и этим создавая себе проблемы в плане профессиональной идентичности.
Является ли это только противоречием и неизжитым рудиментом юношеского романтизма. Или же в этом есть своя конкретная стратегия. Может быть, не та, которую некто программирует и выстраивает для себя, а которая сама программирует и выстраивает его литературную судьбу.
Трудно не согласиться, что современная литература как составляющая всей деградирующей гиперреальности больше не способна претендовать на управление собственными процессами. Дело даже не в том, что изменился ее ландшафт. Но, что гораздо существенней, само ее место в окружающей действительности скукожилось до минимума.
Ограничившись одним производством, она замкнулась внутри чисто символического обмена, тогда как ее потребление продолжает редуцироваться, сжимаясь как шагреневая кожа. Авторы пишут для нескольких критиков и считанных товарищей по цеху и при этом даже среди них современная художественная продукция неуклонно теряет спрос. Она все больше похожа на устаревшее отсталое предприятие, продолжающее по инерции выпускать низко-технологичную продукцию в условиях отсутствующего рынка, способного обеспечить ей сбыт. Ей требуется диверсификация.
И долгие паузы в написании стихотворений, возможно, как раз являются следствием такой диверсификации. Средством аккумуляции ресурсов, когда количественные показатели теряют существенную значимость. Тогда выпадение из тусовочного литературного оборота и подчинение себя находящейся несколько в стороне от него профессиональной деятельности – это форма социальной аскезы или монашества в миру как вывернутого наизнанку ухода в поэтическую пустыню. Уход в пустыню или затвор – это тоже своего рода христианская диверсификация.