Полый шар - страница 4

Шрифт
Интервал


Новые стихи Афанасьевой – это своего рода медитации. Иногда – в прямом смысле слова: в зеленом видится ящерка, созерцание объекта приводит к осознанию тождества с объектом:

Я смотрю на клен и становлюсь кленом;
Я смотрю на себя и становлюсь собой

В привычном и повседневном видятся всевозможные чудеса. Анастасия Афанасьева не ищет каких-то специальных поэтических тем, материал для стихотворений ей в изобилии поставляет мир, в котором она живет, и собственные органы чувств. Любая мелочь может стать поводом для поэзии, потому что все мелочи, если правильно на них посмотреть, удивительны. Кто-то идет, указывает на что-то рукой, и из этого рождается стихотворение. Или – открытие двери – но не просто открытие, а «наповал». Афанасьева смотрит на мир с удивлением: в этом удивлении перед нами предстают странные двуногие существа – люди, равно как и насекомые, и явления природы. Об этом чуде в повседневном, об удивлении подлинно простым вещам пишет Афанасьева:

Как тут не распластаться, как не оглохнуть,
как не упасть без воли к сопротивлению
перед тем, что так повседневно?
Бывает ли что-нибудь удивительнее
просыпающегося человека, страннее
падающего снега,
Есть ли что-нибудь, достойное вздоха или удивления,
кроме подлинно простой вещи?

Вещи увидены первозданно, и потому становится странным язык, в котором они как-то называются, и кто, спрашивается, их так называет?

Как пролетают толстые белые хлопья
Кто называет
Их облаками?

Весь этот странный мир окрашен чувствами доверия и открытости, беззащитности и готовности предстоять. В этом мире бытие – значит свобода, свобода – значит поэзия; это воздух, мир наполняющий, проникающий между словами. Зрение в этом мире – это способ обнимать вещи, слух – способ обнимать звуки. В этих стихах часто ставятся разнообразные вопросы:

Отчего мой вопрос – то же, что и ответ?
Господи, сколько мне лет?
Почему я – и зрелость, и детство?
Почему моя радость больше меня?
Почему она произошла от огня?

Вопросы эти детские, наивные, и – философские. В них есть что-то от древней досократической мудрости – и первозданность впервые открываемого мира. Наивность и мудрость здесь сходятся, как детство и зрелость. Самые абстрактные вещи в стихах Афанасьевой в том самом детском взгляде становятся цветными, плотными, осязаемыми. Внутри вещей живет правда, жаждущая быть названной. Поэт предстоит этой правде, которую являет поле, подсолнух, шмель. Очень много солнца, много воздуха, много тишины, много странности.