Вишневый сайт - страница 21

Шрифт

Интервал

ищет пристань пьяный теплоход,

где пестрит фальшивыми наколками

знаков зодиака небосвод.

Ветра нет, он только приближается,

намотав усищи на кулак.

Мой костёр, как зуб больной шатается —

и во тьму не выпадет никак.

Околдован птичьими уловками,

на пустом кораблике опять

уплыву со всеми остановками

дорогих и близких догонять.

Оптимизм

От понтовой юности прививка —

обещал любить, и был таков…

Быстро ты к слоновнику привыкла —

бьёшь посуду шорохом шагов —

в этой тесноте твоя вина ли,

слышишь, укорачивая даль,

ветер хриплым хоботом сигналит,

птицу нажимая, как педаль,

запускает пальцы в космы грома.

Если стоя бодрствуешь и спишь —

не приснится рокот космодрома,

а слюну пускающая мышь —

у слона в подошве для забавы.

Вот и ты, на цырлах сквозняка,

за улыбку держишься зубами

чтобы устоять наверняка.

Игра в кости

Осень сдохнуть с голода не даёт,

украшая клюквой салат столицы.

В горле неба булькает вертолёт —

да и мне пора уже приземлиться.

А Москва опять целится с носка,

растлевает листья и верных женщин —

сколько было их, сосчитай до ста,

всё равно получится вдвое меньше.

Хоть в уме случайный объект нагни,

невозможность счастья – как раз разлука.

Тень летит на крышу из-под ноги,

где вовсю зияет луна без люка.

Партитуру мнёт голубей возня,

старый лифт гремит, как ведро в колодце.

Через две ступеньки спешишь зазря —

нотный стан в подъезд тишиной крадётся.

Дорогую скрипочку не буди —

там плюются свечи и запах лака…

И такая музыка впереди,

что болит живот, и скулит собака.

Возникновение

Ты не успел во все детали

войти, покамест, стрекоча,

тебя из бездны доставали

щипцы похмельного врача.

Небытиё глотком перцовки

жгло дёсны и кривило рот,

но жизнь, измазав марганцовкой,

тебя включила в оборот:

без умолку страдали рядом

соратники грядущих игр —

ты в их обойму лёг снарядом,

пелёнкой стянутый в калибр.

Помалкивал и пялил очи

в проём больничного окна,

а там, по трубам водосточным

пускала пузыри весна.

И, уподоблен майской почке,

с нахрапом клейкого листка,

ты так рванул из оболочки,

что не очухался пока

пришёл к величине искомой,

закутавшись в дырявый плед:

все звуки жизни – рокот грома,

и молния – всей жизни свет.

Песочная баллада

Песочница, а раньше был мой дом,

где я, в бреду черемуховых веток,

походкой молодого Бельмондо

соседских очаровывал нимфеток.

Был теремок не низок ни высок,

но – дыбом стол, и гости непрестанно.

Следующая страница