В самом деле, лучше бы
спиться на безбожном
Московском вокзале, зная,
что он Николаевский,
иль на Витебском, помня,
что он Царскосельский,
плача от ветра и едких поездов,
скользящих в навсегда
мимо вокзальной заплёванной
швали, воздвигая руины судеб
по двум оброненным словам
и заедая жгучую гадость
вчерашним беляшом аль
пирожком с варением надежды,
наблюдая обратные телодвижения
тех, кто тревожен
железнодорожно, прощаясь
в дождик с распоследним
другом, хромым блохатым
кобельком, везомым мимо,
на живодёрню, из края встреч
и расставаний, где никогда
ничего никому не сберечь
из того, что чего-то стоит.
В самом деле, лучше бы
спиться, пусть на Финляндском,
пусть на Балтийском,
не наблюдая табель запретов,
не мостясь в любезных невозможностях
снедаемой за завтраком тоски, плача
от ветра и мокрых поездов,
отбывающих с пятой платформы
в Невдубстрой со всеми
остановками, простившись
утром с распоследним другом,
шевелящим обрубком хвоста
в манной каше смердящих
туманов на оставляемом
нами перроне. Но это
легко сказать.