– Ты вполне можешь обойтись без женщины… – Лариса повязала передник и принялась мыть посуду. – Должен же быть и от меня какой-то прок!
– «Кооператив “Эврика” принимает заказы на пошив свадебных платьев модных фасонов из тканей ателье и заказчика», – прочитал вслух Ключевский, он держал в руке рекламный выпуск вечерней газеты. – Ну, девушка, вы желаете шить платье из материала заказчика?
– А ты уверена, что он тебя не бросит? – спросила Валентина.
– А почему он меня должен бросить?
– А почему он бросил двух предыдущих жён?
– Он их разлюбил.
– А тебя не разлюбит?
– Меня не разлюбит.
– Мне всё понятно, – Валентина принялась ходить по комнате и стирать с мебели пыль.
На тумбочке по-прежнему красовался горшок с кактусом. Валентина взяла его и повертела в руках.
– Слушай, а ты не знаешь, почему мы такие дуры? – спросила она задумчиво.
Хрусталев был в мастерской, сидел в кресле и смотрел в пространство. Думал о высоком.
– А-а-а, прелестное дитя! – обрадовался он, увидев Ларису. – Совсем забыла меня в последнее время! Что нового в жизни?
– Пётр Петрович, – сказала Лариса и чмокнула художника в щёку, – а я замуж выхожу…
Хрусталев привстал с кресла и недоуменно посмотрел на Ларису:
– Так ты… если мне не изменяет память… замужем… в некотором роде…
Лариса рассмеялась.
– В некотором роде… А я за другого, Пётр Петрович!
– Так, – художник задумчиво пожевал губами. – Садись, рассказывай.
Потом они шли по Университетской набережной. Хрусталев был грустен.
– Знаешь, – сказал он Ларисе на прощанье, – если бы я был не так стар, то тоже бы на тебе женился…
Лариса была ему благодарна.
– Что? – спросил Вадик, когда она вернулась из Москвы. Он стоял в коридоре побледневший и понурый.
– Плохо, – созналась Лариса.
– Совсем плохо?
– Совсем… – упавшим голосом сказала она.
– Ну и…
– Вадик, – сказала Лариса и почувствовала, что слёзы стоят у неё в глазах. – Я тебя прошу… Я тебя очень прошу – отпусти меня!
Ларисе было страшно поднять глаза на мужа.
– Куда же я тебя отпущу? Ты моя жена.
– Я плохая жена! – прокричала Лариса. – Меня надо вырвать, как больной зуб. Вырвал – и не больно…
– Ты не зуб, ты позвоночник, – медленно сказал Вадик.
Лариса опустилась на табурет, закрыла лицо руками и разрыдалась… Она лежала на диване лицом к стене в одной комнате, а Вадик – в другой. Между ними бегал ненакормленный и неумытый Люсик с чернильными кляксами на пальцах и внушал Ларисе: