– Эртан, твоё пиво убивает наповал. Он же пьянущий вдребезги!
– Стеррвец! Так он моё сусло выжррал!
Обокраденный пивовар, хватаясь за голову, ломанулся к распахнутой настежь двери амбара, но после скоростной инспекции был вынужден признать, что медведи – твари культурные и, вдобавок, изысканные гурманы. Мишка практически ничего не побил и не разворотил, а вполне мирно оприходовал семь кувшинов медовой закваски, после чего отполировал такое богоугодное дело бочонком ядрёного «Оникса» и завалился на боковую. Разбудила его кутерьма, поднятая голосистыми девицами.
– Что делать-то будем? – вздохнул эльф, с уважением разглядывая бурого лесного хозяина.
– В стражу возмите, нехай капитана пить научит! – раздался характерный говорок Лесовича. Неугомонный старичок умудрился пережить и жену, и даже дочь, при этом не растеряв ни живости ума, ни подвижности тела. Вот и сейчас бесстрашно восседал на крыше пивоварни, покачивая обутыми в стоптанные кожаные чирики ногами. Рядом перемигивался с древолазкой-дочерью Мирон, а из-за углов здания торчало как минимум четыре десятка любопытных носов.
– Балаган! – вздохнул эльф. – Давайте вязать его будем. Отвезём в тюрьму, может, до весны проспится?
Зосий отлепился от деревянного бока пивоварни и, чуть приблизившись, вскинул арбалет.
– Отойди, дай пристрелю! Это ж людоед, нельзя его на волю выпускать!
– А нас кто снимать будет? – запричитала Лушка.
– Тьфу ты! У него на морде не написано, что он Агафью грыз! Он здесь, похоже, со вчерашнего вечера пьянствует! Сейчас увезём и вас снимем!
– Вам, господин капитан, зверьё жальче, чем людей! – укорила его Алесса. – Бедненький, голодненький, выпил – закуси Агафьей!
– Отойди, дай застрелю!
– Нет! Вдруг у нас нечисть завелась? – эльф рявкнул на знахарку и тут же мысленно выругался – лицо девушки махом погрустнело. – Ладно, тащите сани и… Ой-ё!!! Кудрить твою ковжупень на задворках![7]
Мишка явно оценил последнюю фразу по достоинству – красноватые глазки восхищённо округлились. Он раскатисто зевнул и опёрся на передние лапы, тщетно пытаясь принять вертикальное положение. Зверь, похоже, вообще отказывался понимать, с какой радости его разбудили, да не налили. По толпе пронёсся ропот, а Лесович даже присвистнул – не каждый день такое увидишь.
– Отойди! – прошипел Зосий.