На картине – трехэтажный кирпичный домина, перед ним – ковер-лужайка, за домом – цветущие вишни и большой огород с грядками. На высоком крыльце, перед домом, сидит, пригорюнившись, старичок, видимо, кого-то поджидая.
Внук тычет пальцем в старичка.
– Узнаешь?
– Так… – Дед будто внимательно вглядывается. – Дай-ка, милый разглядеть. – Потом всплёскивает руками. – Неужто я?! – притворно восклицает Семен Александрович.
– Разве не похож?
– Похож, даже очень похож… С трудом верится, что ты и… Не кого-то там, а меня усадил на крыльцо такого богатющего дворца… Неужто мой?!
– Ясное дело, дедуль! А то чей же?
– Спасибо, Сань, за такой царский подарок.
Парнишка, притворившись равнодушным, заметил:
– Ничего особенного… Так… мазня всякая…
– Сань, зачем ты так говоришь? Никакая и не «мазня», а талантливо написанная картина. На выставку ее надо отдать.
– А мама говорит, что слишком торопился, что мог бы и лучше нарисовать…
– Мама? Ну, Сашок, мама – всегда права. Мама твоя, наверное, хочет, чтобы ты еще красивее рисовал.
– Дедуль, – внук еще теснее приник к Семену Александровичу, – а ты очень любишь подарки?
– Люблю.
– Очень-очень?
– Подобные тому, какой ты сегодня мне подарил, – очень-очень.
Внук вздохнул.
– Я – тоже.
– Для тебя я тоже приготовил подарок, Сань.
Семен Александрович хотел встать, собираясь принести подарок внуку, но тот остановил, догадавшись о его намерении.
– Потом… за столом… Перед первой рюмкой…
По лицу деда пробежала улыбка.
– Что, и даже рюмка будет?
– Мама говорит, что будет.
– Если так, то основные торжества отнесем на потом.
– Ну, конечно, – кивнув, согласился внук. Помолчав, спросил. – Дедуль, а тебе, когда ты тоже был маленький, подарки дарили?
– Нет, – ответил Семен Александрович и по непонятной для внука причине тяжело вздохнул. Потом все же поправился. – Почти не дарили.
– Ну… вот! Дарили же! – Восклицает внук.
– Очень редко, но дарили.
– И ты радовался?
– А как, Сань, без радости-то?
– А самый-пресамый первый подарок помнишь?
– Ну, конечно, Сань, помню. Как не помнить-то…
– Расскажи, а?
– Долгонько придется рассказывать… Может, потом, ближе к вечеру?
– Лучше, если сейчас, дедуль… А то потом я забуду.
Семен Александрович снова тяжело вздыхает.
– Слушай, Сань…
И Семен Александрович начал рассказ.
– Канун Нового, 1950-го… Господи, сколько же лет пробежало?..