и подозрительности семя не смеет бросить строгий муж
своим собратьям по Парнасу. Ах, музы, музы! Только с вами
из зверя зреет человек, без вас меняяся веками,
не образумится вовек. И девять муз живут в почёте,
как будто граждане страны, а вся страна парит в полёте,
как мы, когда нам снятся сны.
– Душа моя! Какое дело нам всем до сказочной страны?
Ведь ты вчера совсем не ела, мы двое суток голодны.
И разве музыка, поэты сумеют вычистить любовь?
Кому из них под силу это, кому охота портить кровь?
Ведь не бывать у всех талантам, не все с рождения умны,
ведь и не всё давалось Данте. Заслуги наши же скромны.
Ведь кто-то должен жать и сеять овёс, пшеницу по полям,
чтоб мог баран до плова блеять и шерсть растить на шубу нам.
И, значит, этим хлеборобам не до стихов и не до нот,
и в антураж промокшим робам совсем не смотрится блокнот.
И кто-то им любовь подарит, желаньем в полночь уведёт
и наготою в пах ударит, бессильно в травы упадёт.
И будут все им безразличны: поэт, писатель, музыкант,
актёр, художник, как обычно любой заслуженный талант.
Так люд простой культуру «ценит», искусство «носит на руках»»,
мораль ему – предмет без цели, шедевры – видимость в кустах.
Кого ни взять, кого ни вспомни великих мира по сей день —
всех их преследовали козни, за каждым шла страданья тень.
– Уж больно мрачно ты рисуешь судьбу избранников богов
и скучно жизнеописуешь дни покорителей миров.
– Ну, может, я сгущаю краски, и, может быть, несчастья нет,
и наши беды только маски, былого счастья мнимый след.
Но всё равно теперь не в моде ценить изящество и вкус,
страдать и плакать при народе под впечатленьем гордых муз.
Теперь у нас другое любят, не то, что раньше, в старину.
Прогресс любые чувства губит и топчет нравов седину.
– Но ты неправ, мой повелитель! Жива же до сих пор любовь,
в сердцах снискавшая обитель и тайн секретов, пьющих кровь.
– Да, ты права. Но слишком долго с тобой ведём сегодня спор.
Оставим диспуты о долге, как раньше было до сих пор.
А будет время, так с желаньем вернёмся к спору снова мы.
Надеюсь я, что ожиданьем не будем мы утомлены.