В последнюю неделю режим стал либеральным до такой степени, что даже разрешили свободно ходить в магазинчик, где продавались сигареты да всякие сладости, в основном. Была дана установка спустить все советские деньги, иначе это будет контрабанда валюты при пересечении границы. У Вадима оставалось рубля три. Он не курил, поэтому набрал на все деньги сдобы с песочного теста да какого-то болгарского сока с мякотью. Отвел душу. И жадность фраера сгубила. Ночь прошла ужасно. Когда раз в четвертый скрюченный Вадим попросил у дежурного разрешения в туалет, тот посмотрел раздраженным взглядом на его зеленое лицо, но уже под конвоем не повел: «Иди». Вадим рванул пулей.
– Это у тебя в животе? – Ефрейтор-санинструктор повернулся удивленно в сторону сидящего на табурете Вадима. – Ничего себе! Что жрал?
Пришлось поведать.
Чайник марганцовки не вылечил. Поднялась температура, и Вадима направили в отдельный барак-санчасть, где валялись по койкам с десяток подобных. Разговорились, как водится. Оказалось, что с такими симптомами, как у Бута, должны немедленно везти в госпиталь. А вдруг дезинтерия и весь карантин обдрыщется? Но послезавтра присяга, поэтому придержат. Когда еще потом приговор себе удастся подписать. Под приговором разбитной парень имел в виду предстоящую присягу.
– Вчера шесть человек увезли в Гродно. Повезло – останутся в Союзе наверняка. – Парень закашлялся чахоточно. – А у меня, падла, температура, как назло, спала. А у тебя есть?
– Тридцать восемь и три. – Вадиму уже не хотелось, чтобы температура спала, не хотелось лишиться этого уюта без команд и беготни.
– Думаю, на присягу выгонят, но в дорогу на Берлин не потащат. После присяги увезут всех нас, кто здесь, в госпиталь. – В рассуждениях парня сквозила неуверенная надежда.
Вадиму уже не хотелось ничего. Пустой от суточного голодания живот, как будто, успокоился, и Вадим задремал. Взбудораженный температурой мозг рисовал калейдоскоп из каких-то кусков абсурдных сцен, Вадим просыпался и снова тонул в хаосе бессмыслицы.
На ужин съел только полкуска хлеба с маслом да запил чаем – аппетита не было. Желудок еду не принял, и лишь под утро обессиленный от рвоты Вадим забылся в неспокойном сне. Разбудил санинструктор, сунув в руку градусник:
– На, меряй.
Температура держалась.