– Подожди, – крикнула посыльному. – Через пять минут выйду.
Она принялась одеваться, собирая раскиданную по спальне одежду. Оглянулась на висящее на стене зеркало, расчесалась, спрятала за ухо непослушный локон.
Щусь с тоской посмотрел, на её приготовления к выходу.
– Вика, истинный бог, отвернёшь на сторону убью, – неожиданно сказал он.
Та застегнула последнюю пуговицу на куртке, оправила пояс, кобуру подаренного Щусём маузера.
– Федя, милый, не грози мне, пожалуйста. Никогда. Я тебе описать не могу, что со мной происходит, когда мне грозят.
Быстро наклонилась, поцеловала Федоса в губы.
– Вечером найдёмся?
– Конечно.
– Обожаю тебя, – шепнула и с тем вышла.
Щусь открыл окно. Ветер нёс запахи цветения и молодого утреннего зноя.
– Пойдём, Братка, в поле, а? Пойдём?
Он принялся одеваться, не переставая разговаривать с жеребцом.
– Ты ж боевой конь, тебе разлёживаться не резон. Давай, вставай. Аккуратно, потихоньку… Федос медленно провёл Братку через коридоры дворца. Попавшиеся навстречу номаховцы в изумлении качали головами, но относились, в целом, с пониманием. К фокусам Федоса все были привычны.
– А чего ещё от него ждать? – перемигивались. – Бешенный…
Гранитные ступени на выходе, ещё хранящие следы утренней росы, отозвались звонким чоканием. На старинных камнях оставались матовые зарубки.
Не хотел ехать Соловьёв с этим, трижды будь оно неладно, поручением. Словно сразу понял, что не выйдет из этого ничего хорошего. Но ехать было надо, ничего не поделаешь.
– Езжай, Соловей, в Зарницу, – сказал ему Каретников. – Там Тарновский со своими хлопцами стоит. Пакет отдашь Тарновскому лично в руки. Всё ясно?
– Так это ж вёрст двадцать.
– Вроде того.
Соловьёв скривился, посмотрел в сторону.
– Чего рожа кислая, будто комара проглотил?
– Рожа как рожа… Мать таким родила, – ответил Соловьёв, известный своим недружелюбным и шершавым, как валенок, нравом.
– Да ты скажи, в чём дело-то, не капризничай. На ужин не успеть боишься?
– К ужину я так и так опоздаю.
– Чего тогда?
– Вечером Пётр Андреич доклад читать будет.
– Ты что ж, любишь его послушать?
– Ни разу не пропустил пока.
– Ты смотри, – удивился Каретников. Характер вестового в его представлении никак не вязался с тягой к знаниям. – Нравится?
– Интересно, – неохотно ответил не любивший разговоров о себе Соловьёв.