Весь день прошел в безуспешных
попытках найти выход из ловушки. Га‑нор метался от края до края
площадки, ругался, но все было без толку. Проклятия и молитвы не
помогали.
К вечеру, когда до захода солнца
оставалось не больше нара, следопыт сидел, прислонившись к стене,
и, подбирая лежащие вокруг камешки, бросал их в пропасть. Понимая
безнадежность ситуации, отстраненно подсчитывал дни, выделенные ему
Угом для жизни. Выходило, прежде чем сдохнуть от голода, придется
порядком помучиться. Крайне безрадостная перспектива.
Эмоции требовали выхода, и северянин
выругался. Громко. Как и следовало ожидать – ничего не
случилось. Затем ему на голову и за шиворот посыпались пыль и
мелкая каменная крошка. Га‑нор вскочил, испугавшись возможного
камнепада. Но ничего подобного не произошло. Невольный пленник
напряженно вглядывался вверх и наконец увидел то, что хотел. Вновь
посыпалась крошка, затем упало несколько камешков. Все говорило о
том, что там кто‑то ходит. Сейчас сыну Ирбиса было все равно кто
это – друг или враг. Сорок лет это не тот возраст, чтобы
подыхать, словно угодившая в капкан ледяная белка. Уж лучше умереть
от вражеского оружия и отправиться на праздник к Угу, чем
превратиться в бледного призрака.
– Эй!!! – заорал он что
было сил. – Эй!!! Я здесь!!! Внизу!!!
Поначалу никто не откликнулся. А
затем он увидел, что сверху на него неотрывно смотрит человек.
Привлеченный криками, неизвестный лежал на краю обрыва, заглядывая
вниз. Га‑нор вновь хотел заорать, теперь уже от радости, но
разглядел незнакомца, и крик застрял у него в горле. Это лицо он
знал. Ни грязь, ни кровь не смогли его изменить. Тяжелая челюсть,
лохматые рыжие волосы и шрам на лбу. Да‑тур. А вот приподнятая
верхняя губа, обнажавшая в оскале ровные белые зубы и зеленые
глаза…
Тварь, раньше бывшая его кровным
братом, неотрывно смотрела на человека. Не спуская взгляда с
мертвеца, северянин потянулся к кинжалу, и это послужило сигналом.
Оживленный магией сдисца труп спрыгнул на Га‑нора. Растопырив руки
и ноги, он, словно паук, упал туда, где только что находился
воин.
Звук, раздавшийся при ударе тела о
камень, заставил содрогнуться привыкшего к смерти и крови сына
Ирбиса. Казалось, хруст костей должны были услышать даже в Золотой
Марке. Несмотря на торчащие сквозь одежду и плоть осколки сломанных
ребер, раздробленные руки и вывихнутую под неестественным углом
правую ногу, покойник пытался подняться.